Стараясь ступать на носочках, я вошла
на первый этаж и прислушалась. Где-то недалеко в соседней комнате
слышалась возня. Подобравшись к проходу, осторожно заглянула
внутрь.
В углу на каких-то тряпках и
картонках сидел реальный бомж. И опять меня стали одолевать
сомнения. Может, я сюда по запаху пришла? Неужели вот это так
просто стянуло мои вещи?
Подобрав среди обломков под ногами
кирпич поувисистее, я шагнула в комнату:
— Сумку мою верни.
Хозяин данных хором гостей явно не
ждал. Дёрнулся, но запутался в своих же тряпках. Да он бухой в
умат. Неужели успел за те полчаса, что я его искала, так
нажраться?
Уже не сомневаясь, подошла к куче
тряпья и начала распинывать её в стороны.
Ну точно! Выхватила свой рюкзачок,
заглянула внутрь: нет кошелька.
А деньги клиентов так и лежат
завёрнутые в отдельный пакет на дне. Человек, или то, что от него
осталось, невнятно замычал и начал тянуть ко мне руки. Я
отпрыгнула. Дорожная сумка с основными вещами была разворошена, и
часть одежды рассыпалась по полу.
Какая же здесь вонища! Нет. Не хочу я
этого касаться. Проще купить всё новое.
— Ты! Слушай сюда! — я вытянула руку
в сторону человека на полу. — Слушай и запоминай! Ты больше никогда
не будешь пить алкоголь! И воровать тоже не будешь! Вернешься к
человеческой жизни. Найдешь работу. Будешь помогать людям!
Увидела в углу книгу профессора. Вот
ее я заберу. К остальному не притронусь!
Выбежав на улицу, долго не могла
отдышаться, сбивчивым скорым шагом двинулась в обратный путь. Всё
время озиралась, казалось, что меня преследуют. И всё не верилось,
что всё обошлось. Грудь моя ходила ходуном, на лбу проступила
испарина. Что я там наколдовала? Получилось ли?
Плутая между вагонами, поняла, что
заблудилась. Что за бесячий день? Попробовала сконцентрироваться на
чувстве навигации вновь. Ничего не получалось. Видимо, нет
конкретного предмета для поиска, вот и не могу уловить направление.
Что там было? Лавочка, на которой я сидела? Нет. Мало я уделила ей
внимания: не помню ни форму, не цвет. Меж тем я всё шла вдоль
вагонов. Пыталась вспомнить кассиршу, дедка-охранника на входе в
здание, продавщицу пирожков — всё тщетно. Какая-то искорка
загоралась на задворках сознания, но тут же меркла.
Начала накатывать жуткая усталость в
совокупности с пережитым стрессом, я уже еле волочила ноги. Ещё не
хватало свалиться под колёса мимо проезжающего поезда и так
бесславно спустить новую жизнь. Наконец надо мной сжалились, и я
вышла к перрону. Сил не осталось от слова совсем.