Ночь была длинна, но не было ни единой секунды, когда мои глаза были закрыты, а разум уходил в небытие. Все это время, до прихода в это кафе, я обдумывал то, что произошло.
Спокойствие и в то же время дикое отвращение переполняли меня. Заползая всё глубже, они заставляли меня задуматься: правильно ли я сделал, что отсрочил свою смерть там на мосту? Может, стоило вместе с тем человеком придаться грандиозному освобождению, отпустив, наконец, себя, тем самым перестав разрывать на части свою душу? И зачем я только появился на свет? Подарить жизнь новому существу было бы столь же бесчеловечным, как и дразнить пожизненного заключенного свободой.
На момент задумавшись, я не заметил, как соседний диван перед кофейным столиком поселил на себе только что пришедшего Тома. Неожиданно появившаяся перед моими глазами фигура заставила меня выйти из состояния транса и резко вздрогнуть, слегка подтолкнув наполненную кофейную чашку, чьё содержимое незамедлительно слегка выплеснулось на красную поверхность стола.
– Какие люди! – Не успев усесться удобней, радостным тоном произнес он, протянув мне загорелую руку, на которой красовались дорогое кольцо с большим камнем кроваво-оранжевого цвета, напоминающим топаз.
Я заметил, что его изумленный взгляд остановился на моей голове.
– Ты подстригся, – с лёгкой издевательской ноткой в голосе прокомментировал он.
Протянув руку в ответ, я заметил на его кольце какую-то надпись маленького размера, но, отражая свет, она не позволяла мне её прочесть.
Легкая ухмылка, заявляющая о полной самоуверенности её владельца, украшала лицо Тома. Подпитанная легким загаром кожа блестела, отражая от себя утренний солнечный свет. Нет ни единого намека на его безысходность. Полностью пропитанный системой человек, считающий, что достиг вершины мира или ещё нет, но упорно и верно идущий к ней. Его слегка прищуренный взгляд старался намекнуть на какую-то тайну, на некое превосходство, что на самом деле, если присмотреться, было лишь фальшивой фишкой, маскирующей полную пустоту внутри него. Ещё вчера утром я бы смотрел на этого человека с восхищением, ставя его на место своего идеала, к которому нужно стремиться. Но теперь это все вызывало у меня лишь легкое недоумение и слегка нагревающую меня ненависть. Теперь этот человек, когда-то являвшийся мне самым близким человеком, стал не больше, чем машиной, запрограммированной на выполнение определенной функции, никогда не знавшей истинной свободы.