«Опрометчиво поступил, олух», – укорял я себя, уходя на обед в расстроенных чувствах. Стоя перед пешеходным переходом в ожидании зеленого цвета, я заметил в облаках темную точку. Я поначалу старался ее не замечать, но всё равно, когда, наконец, загорелся зеленый, я перебежал дорогу и повернул не в кафе, как обычно, а в противоположную сторону. Быстрым шагом я добрался до какого-то двора жилого дома и скрылся под козырьком подъезда. Так я постоял некоторое время, озираясь по сторонам. В это время дня во дворе почти никого не было. Только через дом, в помойке ковырялся какой-то бродяга в грязном зимнем пуховике, да две собаки неспешно прошли мимо меня справа-налево. Успокоившись, я решил выдвигаться, направился за угол дома, и там стоял он! Меня охватило холодным потом с головы до ног.
– Что Вам нужно? – дрожащим голосом проблеял я.
– У нас не получилось позвонить Вам в субботу. Мы Вам сегодня вечером позвоним, – говорил Иван Родионович, стоя ровно, почти по стойке смирно, в том же костюме и в той же шляпе-федо́ре.
Указательным пальцем он медленно коснулся шляпы, а затем также неспешно опустил руку.
– Оставьте меня в покое! – еще более слабым голосом потребовал я, – Вы не представляете, что Вы со мной делаете! Прекратите!
– Но мы же с Вами договорились, – проскрипел Иван Родионович.
– Да. Но только на словах. Я ничего не подписывал.
– Тогда так. – Иван Родионович нисколько не изменился в лице, достал из-за полы пиджака клочок желтой бумажки, огрызком карандаша сосредоточенно нацарапал что-то на бумажке и протянул мне. Не знаю, почему я в тот момент не развернулся и не ушел. А ведь мог бы! Я только с презрением взглянул на бумажку, затем в глаза Скрипуну. Его глаза ни о чем мне не сказали, и я взял ее. На ней было написано: «Башня волшебника – 20:00, четверг». Также через черту были написаны цифры, которые обозначали сумму в деньгах, обещанную мне за работу. Я скажу Вам, сумма эта, даже начерканная кривыми цифрами на замусоленном клочке, выглядела так внушительно, что я моментально оценил ее даже не в «десять лет безбедной жизни», а в целых «тридцать лет безбедной жизни». Я рассеянно поднял глаза от листка, чувствуя, что Скрипун уже исчез, как то бывает в фильмах про загадочных незнакомцев, но нет: Иван Родионович так и стоял напротив меня: живой, из сушеной плоти и крови. Впрочем, в том, что он из крови, я не был уверен.