Из папиных картинок мама взяла с собой только две: пожелтевший, как рисунки Леонардо, портрет ребенка, побывавший в помойном ведре, и пейзаж большой реки осенью.
А папа? Что папа… Папа окончил вечернюю художественную школу на ул. Радищева и поехал в Ленинград. Вместе со своим другом Аликом, Альбертом. Там он сразу поступил в Мухинское училище, училище Барона Штиглица, и отучился 4 года. После чего вернулся в городок к своей матушке. А в Свердловск лишь только наезжал к друзьям; жить ему там было негде. Альберт окончил Академию художеств и стал жить в Свердловске, преподавал.
Где папа родился – там и пригодился. Стал работать в местном быткомбинате художником. Делал мозаики, фрески, афиши, трибуны оформлял портретами вождей, много что делал; фирменный стиль придумал для завода. Папа утонул в реке в июле-месяце перед своим Днем рождения, ему исполнилось бы 37. От ребенка до самого Нового года скрывали этот факт и на похороны не отпустили, естественно. Бабушка Нюра сгорела через два года, не пережив смерти единственного сына.
Папины картины и рисунки не сохранились, вместе с домом они пропали после смерти бабушки Нюры – Анны Ивановны Черемных. Ребенок же был на ту пору слишком мал, чтобы их сберечь.
Жил папа, как папа, да и нет его! А ребенок, когда вырос, стал художником. Он постоянно думает об отце, и не простит жизни ее несправедливости и сиротство свое.
Папа рыжий, даже персиковый, а сын у него получился серо-коричневый. Папа по имени Пушкин (пушистый), умер уже немолодым, после трех лет полновесной жизни среди людей, последние полтора года со мной мучился и моим сыном. Три года живут хомячки. Вдруг как-то летом он захромал, все тело у него пошло болячками, язвами. И очень я запереживала, не знала я, что срок жизни хомячков так короток по человеческим меркам. Мазью тетракциклиновой мы его мазали, да лекарства капали, а улучшения не наступало. Он страдал.
Наташа Трошина захотела спонсировать лечение, и мы повезли его в картонной коробке в ветлечебницу, в жару, через весь город. Мы долго искали в зарослях лопухов эту лечебницу, пока нам не подсказал бывший сторож, что ее год уж как закрыли, и посоветовал поехать в другое место. В другое место, на Пионерский, мы приехали без пяти минут три, а работа ветпункта заканчивалась в три часа ровно, и нас с коробкой не допустили к врачу.