Что поделаешь, лесные люди и прирученные животные не привыкли доверять друг другу. Лошадь не доверяла запаху дикого леса, возникшему нежданно-негаданно на ее спине, а Вых доверял своим собственным ногам больше, нежели чьим бы то ни было.
Все знают об этом.
Вернее, видимо все, кроме этих пятерых. Так что Выху только и оставалось, что неумело трястись на лошадке да молиться, чтобы наезженная дорога осталась позади, а норовистая кобыла не взбрыкнула задом, скидывая его себе под ноги, чтобы втоптать в придорожную пыль.
Скоро, к своему неудовольствию, он отметил, что, если бы раненый не стонал при каждом неудачном толчке подводы, вся кавалькада уже бы летела самым быстрым аллюром.
«Ну ладно, понесло их ночью через болото – меня из сна выдернули: веди через топь прямо сейчас! Может, и правда за товарища переживают, прикипели к нему душой, боятся, что до рассвета недотянет, болезный. Все мы под Богом ходим, кто знает, кому в который час?.. Но сейчас-то зачем так бежать? Скакать так зачем? Этому на подводе лучше от этого, что ли? Не ровен час, все его раны разом откроются и истечет он кровушкой, а меня, горинушку, человека подневольного, в лесу порубят со злости душегу-у-убы! – Вых обернулся и поймал на себе взгляд деревенского возницы. И как будто глянул на свое отражение. Взгляд у того был той же волчьей тоской полон. Тоской, когда волчья лапа в капкан попадает. Видно, парня обуревали те же мысли, что и Выха. Может, и не виноват он, может, зря я на него так подумал. Может, вынудили его дом мой указать? Может, смертью грозили? Ему или семье его? Если рассудить, так это ж не в первый раз вот так вламываются… Орут, шумят, будят. Детей пугают… Прав был брательник мой. Прав как никогда. Это когда еще Них говорил: «Перебирайтесь оттудова. Неспокойно у вас там стало. А будет еще шибче». Ему-то как можно было не поверить и тянуть кота за хвост с переездом? Сам-то Них от таких вот бродяг вдоволь настрадался. Пошел как-то раз сопровождать одну парочку до Харада, а вернулся со шрамом через всю спину и только половиной от всех обещанных денег.
И почему приходится открывать эту треклятую дверь каждому, кто громко стучит? Нет, надо, надо уходить. Поглубже в лес, подальше от людей. Опять охотой да рыбным промыслом жить… Да… Вспомнить предков обычаи…»