– Быстро, чуваки, быстро! – с беспокойством в голосе поторапливал старший, именно тот, который с зонтом и трубой был. – Опаздываем! Копец!
– Атас, чуваки, полный мажор! – нервничает и кларнетист.
Спешно, но без суеты, музыканты – мокрые, как из бассейна – погрузились в автобус, и он, неловко пятясь и тычась то носом, то задом в могильные оградки по обеим сторонам дороги, всё же развернулся, радостно стрельнув выхлопной трубой, покатил по извилистым, запутанным тропам вечного города к тому городу, другому. Который яркий, и красивый, живой, и… Тёплый.
– Ой, опаздываем! Ой, писец! – бормотал под нос Геннадий Мальцев, остальные молчали, добавить к вышесказанному было нечего.
Старший, достав из кармана полученные оркестром за работу деньги, отсчитал каждому его часть. Раздал.
– О, бабки-бабульки… Дай Бог не последние! – ёрничая, пропел большой Левон Трушкин, оглядывая на себе одежду, в поисках сухого места.
– Ещё бы так раз пять-десять получить… – подмигивая, заметил барабанщик, в кепке. – В день… Пусть даже не просыхая.
– Ага, просохнем, если опоздаем!
– Это да, выжмут! Это факт. Хотя прискорбный!
Изрядно поплутав, водитель нашёл таки выезд из скорбного лабиринта, и тут же уехал обратно… высадив, естественно, музыкантов. Их уже ждала другая машина: микроавтобус «Газель». Грохнув обеими дверями, старший снова скомандовал водителю: «Гони, Паша, дорогой! На развод опаздываем! Гони!»
– А бутыльброд, чуваки? – смело поинтересовался водитель.
– Ты довези сначала, – парировал трубач. – Опаздываем, Паша. Будет тебе бутыльброд. Гони.
– Так бы сразу и сказали, дорогие товарищи-лабухи. От винта…
– Ага, взлетай, только не разбейся, – обтирая влажное лицо, мокрыми же ладонями, беззлобно пробурчал тубист Лёва Трушкин.
– Не надо взлетать, люди, дембеля берегите, мне завтра домой… Документы в кармане… – изобразив на лице жалостливую мину, похвастал барабанщик-дембель. – Меня мама ждёт. Я домой хочу!
– Если опоздаем, ты не на дембель, голубь, полетишь, а на губу! – озвучил перспективы Александр Кобзев, кларнетист, и добавил в соответствующей минорной тональности. – Ну полный мажор! И мы тоже…
– Я на губу не хочу! – тут же высказался басист Лёва Трушкин, мама армянка, папа русский. – Но с ним же, – он кивнул на водителя, – опять мы куда-нибудь вляпаемся. Как прошлый раз.