(6) В о н г в и — в корейской
мифологии злые духи, призраки людей, умерших насильственной
смертью.
***
— Каков гад! Игнорировать меня
вздумал… Меня! — взорвалась Иванова, стоило нам войти в мою
квартиру. — Ничего, он у меня еще попляшет. Как шелковый станет!
Пылинки с меня сдувать будет! На руках носить!..
— Лучше бы ты с ним не связывалась,
— я сняла обувь и повесила куртку на вешалку. Прошла на кухню. Ко
мне тут же бросилась оголодавшая за день кошка.
— Что?! Ревнуешь?
— Дался мне этот азиат, — фыркнула
я, открывая дверь холодильника. — Странный он. Очень.
— Ну как знаешь! Вот увидишь, не
пройдет и недели, как он за мной бегать начнет.
— Ага… — растерянно отозвалась
я.
— И почему ты сразу не сказала, что
он по-русски говорит? Я себя такой дурой выставила!
— Я пыталась. Если бы ты меня чаще
слушала и меньше перебивала… — поставила мисочку с говяжьим фаршем
перед кошкой.
— А... — начала Кэт и тут же
замолчала, видимо, вспомнив мои попытки ее вразумить. — Так
настойчивее надо быть!
— Надо, — вздохнула я, — только из
нас двоих вся настойчивость досталась тебе.
Кошка понюхала угощение, а затем
недовольно посмотрела на меня.
— Извини, Васька. Свежее мясо куплю
завтра.
Васька, будто нехотя, принялась
есть.
— Избаловала ты свою блохастую! А
вообще, увидит кто, как ты с этой гурманкой беседуешь, еще дурку
вызовет. С людьми надо общаться, а не с кошками.
Кэт не зря обозвала мою питомицу
гурманкой, вкус к еде у Васьки и правда был привередливый. Она не
признавала кошачий корм: ни сухой, ни консервы, ни всевозможные
лакомства. Предпочитала сырое мясо и рыбу. Просто обожала креветки,
но, по понятным причинам, этим деликатесом я могла баловать Ваську
нечасто.
— Чай будешь? — спросила я, зажигая
газовую плиту.
— Выпить не откажусь, но не чая, а
чего-нибудь покрепче.
— Ты же за рулем.
— Ничего. Я у тебя сегодня
переночую… Ты же не будешь возражать?
На секунду задумалась, а затем
кивнула. Оставаться одной в квартире и правда не хотелось. Слишком
хорошо я запомнила, с какой легкостью темные фигуры взлетели по
стене дома. Умом понимала, что на самом деле все было совсем не так
и во всем виновато больное воображение и изменчивый свет фонарей,
но поделать с собой ничего не могла. Мне было иррационально
страшно.
Подруга вытащила из недр
холодильника бутылку «Бейлиса», которую сама же туда и поставила
дней десять назад. Щедро плеснула сливочного ликера себе в
стакан.