– Сюда, – я едва не подпрыгнула от неожиданности. – Иза, сюда.
Через щель в ставнях выглядывала Маша. Я отпустила дверную ручку и на деревянных ногах пересекла улицу.
Маша торопливо закрыла за мной дверь.
– Что ты делаешь там, одна?
– Па, его нет дома. И я не могу его найти, а на столе кровь… – Все это вылетело из меня само собой. Я протянула руку. Она дрожала, хотя я и приказала ей не дрожать.
– Иза, дыши.
Маша вытерла мне слезы и подвела к стулу. Потом разогнула мои сжатые пальцы, принесла с плиты миску с теплой водой и, смочив тряпицу, принялась оттирать пятно. Задняя дверь была открыта, и с пыльного двора тянуло легким ветерком.
– Это не кровь, – сказала Маша, хмурясь от усердия.
– Что?
– Это не кровь. Видишь? Я скребу, а оно не отскребается.
И действительно, пятно оставалось ярко-красным.
– Но если не кровь, то что тогда?
Маша пожала плечами.
– Чернила, надо думать.
– А где Па?
Из-за заднего порога донесся голос. Щурясь от солнца, я присмотрелась и разобрала на ярком, слепящем фоне силуэт широкой спины.
Пабло.
– Я видел, как он шел к рыночной площади. Живой и здоровый, только как будто испуганный. – Голос Пабло звучал не по-мальчишески звонко, но по-взрослому глубоко и даже с хрипотцой, как будто обламывался по краям.
Маша укоризненно поцокала языком.
– Так почему раньше не сказал?
Я с усилием сглотнула.
– А куда он шел?
– Наверно, решил забрать тебя из школы, когда услышал, что случилось.
– А что случилось?
– Так ты еще не знаешь? – негромко спросила Маша.
Я покачала головой.
– Может, нам лучше подождать, пока твой папа вернется… – сказала Маша.
– Нашли тело, – сказал Пабло.
– Пабло! – оборвала его мать.
– Что? Она хочет знать и так или иначе узнает.
– Ты хочешь попугать ее.
– Я не испугаюсь. – Я выпятила подбородок, показывая, что больше не плачу. – Можете сказать.
Маша отбросила тряпку, которой терла мои пальцы.
Пабло помялся, потом выпрямился и шагнул в тень.
– Сегодня утром в саду нашли девочку, – проворчал он.
Неверно истолковав мое молчание, Маша осторожно взяла меня за руку.
– Мертвую девочку. Убитую.
Молчание затягивалось, и первой его нарушила я сама.
– Кто она?
Маша посмотрела на сына. Он возвышался над ней, как гора. Два года вытянули его вверх, сделали из него мужчину. А Габо? Рос бы он так же, как я, или быстрее?
– Ее звали Ката. Ката Родригес.