Смотревший на это Николя не стал выражать солидарность напрямую, но для порядка пару раз недовольно крякнул… Нет, если по делу, то можно и рожу начистить, но зачем же без повода. Несправедливо это!
Ефим Борисович сделал предупреждающий жест. И все замолкли… Он приблизился к Вере и начал ласково снимать пластырь с ее губ. При этом Червонец сделал доброе лицо и заговорил отеческим голосом.
– Только не надо кричать. Давайте, Верочка, спокойно поговорим… Мои друзья – хамы! Они не умеют вести себя с женщинами. Но надо и их понять. Ваш муж взял у нас очень ценные вещи. Хотел отдать, но как-то вдруг взорвался… Вы на них больше не сердитесь, или мне опять пластырь лепить?
– Нет!.. Я уже не сержусь на них. Очень милые мальчики… А какую вещь не вернул мой муж? Что вы ищете?
– Это, Верочка, не одна вещь, а несколько. Это такая разная утварь… Ты не парься насчет подробностей! Весь товар был упакован в чемодан. Он такой средних размеров – не кейс, но и не баул. Квартиру мы всю осмотрели – нет его!.. Где чемодан, стерва!
– Я даже не знаю… Может быть Аркадий его на работе оставил?
– Он не дурак, чтоб такие улики на таможне хранить. Там все борзые, и стучат друг на друга.
– А на нашей даче?
– Мы всю прошлую неделю у тебя на даче рыскали. Все цветы-кусты повыдернули. Огород три раза перекопали…Думай, Вера! От этого вся твоя жизнь зависит.
– А если в гараже посмотреть? Там у нас есть погреб.
– Нет теперь погреба! Мы вчера там, как кроты копались. Все стены обрушили… Думай, девочка! Крепко думай!
– Я пока и не знаю… Друзей у Аркаши не было. С братом он в крепкой ссоре… Чемодан – это не иголка.
– Точно, красавица… Соображай, куда он дел наши вещи. Четыре дня тебе даю. Не вспомнишь, так всю жизнь будешь играть две роли.
– Какие?
– Бабу Ягу и горбунью-хромоножку…
– Это такая шутка?
– Не угадала, Вера! Это я на полном серьезе!.. И не вздумай сообщить ментам! Если нас возьмут, то у тебя всё конфискуют. Голая уйдешь на улицу! Здесь всё вокруг ворованное…
* * *
Гримерша Зинчук жила не просто в центре Москвы, а на знаменитой улице – Кузнецкий Мост. Она всегда шутила, что от ее дома 150 метров до самых важных мест – до Большого театра, до Тверской, до ЦУМа и до Генеральной прокуратуры.
Квартирка была однокомнатная, но с наборным паркетом, с лепниной на бордюрах и неработающей печкой в изразцах. Это не жилплощадь, а миниатюрный дворец. За такое чудо шустрые квартирные маклеры предлагали Марго новую «трешку» в Южном Бутово, но она гордо отказалась. И правильно – зачем ей сто девять квадратных метров у черта на Куличках? Да еще с линолеумом и с блеклыми обоями…