Ротмистр Его Величества лейб-гвардии Кирасирского полка Андрей Борисович Нелидов по складу и наружности полностью соответствовал занимаемому им положению. Был он белокур и голубоглаз, росту двух аршин и десяти вершков, и сначала делал, а потом думал. Вот и второго марта восемьсот первого года вместо того, чтобы поразмышлять, садиться ли ему за карточный стол с господином Огниво-Бурковским или погодить, он вошел в азарт и ухнул в фараон годовое родительское содержание в тридцать пять тысяч рубликов. Знал ведь, что Михал Михалыч Огниво-Бурковский – известный в обеих столицах игрок, весьма искусный и везучий, подвизавшийся на сем поприще уже третий десяток лет! Ходила даже молва, что Огниво-Бурковский крайне ловко шельмует. Но Андрей Борисович в силу своего природного характера не дал себе труда принять во внимание сие обстоятельство, ведь за руку его противника никто не ловил, а посему слух сей можно было счесть совершенно ненадежным.
И теперь Нелидов, белый как мел, хмурился и ерзал в кресле, а расписки на тридцать пять тысяч аккуратной стопкой лежали напротив, у локтя Огниво-Бурковского. На нем был надет фиолетовый фрак, из-под коего выглядывали два жилета – бархатный цветом а-ля Лавальер, расшитый золотистыми звездочками, и белый пикейный. Жилеты, считавшиеся в то время одеждой революционной, а также низкие, с отворотами, сапоги входили в противоречие аж пяти параграфам императорского уложения о ношении статской одежды! И, словно в пику Нелидову, Михал Михалыч был румян и весел.
– Я хочу отыграться, – мрачно произнес Нелидов.
– Но у вас более нечего ставить на кон, – резонно заметил Огниво-Бурковский.
– Я надеюсь, вы, сударь, поверите мне в долг, – без всякой вопросительной интонации проговорил Андрей Борисович. – Клянусь честью, что я…
Говорок зрителей за спинами игроков смолк. Все знали, что Михал Михалыч не играет в ничем не обеспеченный долг, и ждали его решительного «нет».
– Если вы проиграетесь, то будете должны мне семьдесят тысяч, – вдруг заявил он.
– Согласен, – ответил Нелидов. – А если выиграю я, мы квиты.
Михал Михалыч будто поразмыслил некоторое время, а затем коротко бросил:
– Идет.
Принесли две новые колоды карт. Понтировал Огниво-Бурковский. Перемешав свою колоду, он вынул из нее короля и положил рубашкой кверху.