Потому князь Адам не стал расспрашивать молодого человека о его родословной. Истина открылась случайно, когда слуга сей тяжело заболел и лежал без сил на одре недуга. Он умолял призвать к нему православного священника, дабы исповедоваться и причаститься. Князь Адам, как вам известно, склоняется к православию и потому исполнил просьбу единоверца.
На исповеди слуга рассказал, что он московский принц Димитр, младший сын тирана Ивана, чудом спасшийся от приспешников нынешнего царя Московии Бориса. Священнику, а после и князю Адаму Димитр показал золотой нательный крест, на коем было вытеснено имя «Димитрий». Димитр уверял, что вместо него в граде Угличе убили другого ребенка, а сам он был отвезен неким врачом, подданным аглицкой королевы Эльжбеты, к далекому северному морю, где и скрывался от коварного Годунова в монастырях. Так прошло много лет, и спасенному принцу помогали многие добрые люди, чьих имен он не хочет называть. Ныне же он решил укрыться от царя Бориса в землях Речи Посполитой и просит у князя Адама помощи и защиты.
Верить ли сему, не знаю, дражайшие мои родители, братья и сестры, но князь Адам и супруг мой, князь Константин, верят беспрекословно. Вскоре вы сами будете иметь возможность увидеть принца Димитра, ибо князь Адам и князь Константин намерены привезти его к вам, в Самбор. О дальнейшем вам напишет мой супруг.
Ваша любящая и покорная дочь, княгиня Урсула Вишневецкая».
– Необыкновенная история! Воистину чудо Божье! – воскликнула романтическая пани Ядвига.
– Ах, матушка, этот слуга, видно, и вправду переодетый принц! – добавила с другого конца стола впечатлительная Марыся.
– Может, принц, а может, и ловкий мошенник, который одурачил доверчивого князя Адама… Наш Адам, как и все схизматики, не семи пядей во лбу! – резонно заметил пан Ежи.
– Если они едут сюда, то мы вскоре сами сможем увидеть этого Димитра! – вступил в разговор сын пана Ежи, Станислав.
– На все воля Божья, дети мои, на все воля Божья… – Пан Ежи молитвенно сложил ладони и поднял глаза к потолку.
– Урсула – умная девочка, – заметила пани Ядвига. – Она радеет о благе нашего дома. Вишневецкие не зря везут сюда этого Димитра. А что, если принц влюбится в одну из наших дочерей? Скажем, в Марысю? Чем она не хороша? Станет владычицей Московии!
– Я? Королевой? – переспросила Марыся, и щеки ее залил румянец. – Не может быть! (Но сердце ее пело: может быть! Конечно, так и будет! Ах, если бы знала тогда пятнадцатилетняя глупая девочка, что Московское царство станет ее тюрьмой, а скоро и могилой!)