«Точно умудрился где-то загореть», — и на второй руке кожа
тёмная, заторможено отметил я.
Так как в принципе мне негде было загореть в начале февраля, я
наслюнявил фалангу, и стал тереть. Да и загорать я не любил,
родственники меня бледной немочью ещё называли, так что загару
просто неоткуда было взяться! Только сколько бы я не тер, цвет не
менялся. Мысли в тот момент приходили — одна дурней другой:
«Если это йод, почему бинт белый? Если оно не впитывается уже,
то сколько же его на меня вылили, сходить будет вместе с кожей?!
Если йод сильно намузюкать, то ожог получается».
Я судорожно начал искать, во что бы посмотреться, а наткнулся на
свёрнутую стопкой одежду в тумбочке. Дотянуться не смог, чтобы
рассмотреть поближе, даже коснуться не вышло. Мешало что-то под
бинтами. Будто мне к хребту лыжу приклеили. От попытки посмотреться
в стекло окна, меня тоже остановило то, что спина не гнулась. Да и
ещё меня напугал вой. Точно рядом кто-то подвывал от боли. Я замер,
но больше ничего не услышал.
Кожа сходить клоками не спешила, так что я решил осмотреть себя
внимательней. Мало ли что ещё изменилось.
Заглянув под одеяло, уставился на грудь и живот, туго
перетянутые эластичными бинтами. Даже пальцем потыкал — реально
моё. Не качок-бодибилдер, но и не дохляк, каким я был: рельеф, как
у тренированного спортсмена-легкоатлета. Натянув тонкое одеяло
обратно, я рассеянно уставился в потолок, повторяя про себя:
«Это какой-то бред, мне это снится, это не правда… Ну не лунатил
же я ночами по соляриям и тренажерным залам, в самом-то деле?! И
шрамы старые… когда я успел и где так ободраться? И почему я этого
не помню?»
Пока убеждал себя в нереальности происходящего, почувствовал,
что куда-то проваливаюсь. Складывалось такое впечатление, будто
меня транквилизаторами накачали и бросили в зыбучие пески. Такое
медленное тяжёлое погружение в сон, без всякой причины. Только я
закрыл глаза, как они открылись сами, без моего участия.
Меня прошиб холодный пот. А уж когда задвигались руки, я уж
подумал хлопнусь в обморок, но тут в палату зашел темноволосый
узкоглазый парень и, как-то странно поздоровавшись, взял в руки
планшет, который висел на спинке кровати. Чем его приветствие меня
покоробило, я не улавливал от слова «совсем».
На вид доктору я бы дал около двадцати пяти, с определением
возраста у меня всегда были проблемы, так что ему могло быть и
меньше, и больше. А уж у азиатов возраст и более наблюдательные
люди не всегда угадывают. Хотя, вроде доктор имел восточные корни и
больше походил на европейца с необычным разрезом глаз. Незнакомец
сосредоточенно вычитывал что-то, иногда делая пометки. На задней
стороне планшетки я заметил крупный черный иероглиф, вписанный в
круг, и точно такой же на правой стороне груди бежевого халата
медика. Если раньше у меня ещё были сомнения в том, что я нахожусь
не дома, то теперь они развеялись полностью.