– Пошли, – сказала за спиной жена.
– Куда? Дождемся милиции, объясним все, возьмем вещи.
Жена подошла и стала рядом.
– Но милиция может ведь и не прийти сегодня.
– Значит, сами сейчас пойдем.
– Завтра возьмем. – Жена дотянулась руками ему до плеч, подталкивая его, протиснулась между ним и перилами, встала на цыпочки и поцеловала в губы. – Не заводись, не раздражайся, видишь, я какая спокойная. Зачем нам сейчас вещи, время на них тратить? Давай лучше о ночлеге позаботимся. В гостиницу на одну ночь пустят ведь нас? Ну, не в одну, так в другую.
– А как же это ты без пижамы спать будешь?
– Ну, не злись, не злись, – жена оттолкнула его, упершись ему в плечо, и отошла в сторону. – Злишься, что укладывал, тащил – такой груз, всего на четыре дня! – и все так бестолково, да? Виновата, признаю, – не позвонила, а что теперь злиться?
Андрей заставил себя рассмеяться, обнял ее за плечи, и они стали спускаться.
– Я не злюсь, с чего ты взяла… Просто я ошарашен.
Верхний обрез дверного проема поднимался все выше, вновь часть за частью высвобождая улицу: проезжую часть дороги, газон, скамейку, стоявшую в своем нормальном положении на ногах, дом на противоположной стороне, – только все это теперь было размыто в чертах, блекло, и небо, когда они вышли под него, уже оставленное солнцем, походило на увядающий лепесток гигантского голубого цветка. Машины, с тихим шипением шин об асфальт пробегавшие навстречу друг другу с обеих сторон газона, шли уже с зажженными подфарниками, тускло светившимися на их оскалившихся решеткой воздушного охлаждения лицах, но фонари еще не были включены.
И так же, как утром, не сговариваясь, они механически повернули налево и пошли в сторону метро.
– Ну что, пойдем в эту… как она называется, на площади, возле Исаакия, – сказал Андрей, пытаясь вспомнить название гостиницы и не вспоминая, помня лишь то, что жена, указывая на большое, мрачное, кофейно-серое здание, сказала: «Та самая, в которой Есенин повесился».
– «Асторию»? – напомнила Елена.
– Ну-ну, «Асторию», – вспомнил теперь Андрей. – Там же возьмем и список других, телефоны их, будем звонить, если в ней не получится.
– Ага, – согласилась жена. Она все же чувствовала себя виноватой и предоставляла ему теперь полную свободу действий, чтобы будущие ошибки и неудачи не имели к ней уже никакого касательства.