– Зачем?
– Все бы вам знать – зачем, зачем… Выпейте, успокойтесь.
Он резко отвел мою руку с чашкой.
– Не успокоит это меня, – сказал он с досадой, но уже спокойнее. – Почему вы все такие смешные – успокойтесь, успокойтесь… Я вас должен успокаивать, а не вы меня. Вы понимаете, что вас ждет?
– Кого? – спросил я. – Меня?
– И вас, может быть… Хотя нет, вас – нет. Слишком рано. Но всех остальных, которые будут потом… Диссипация… – Он замолчал, выкатив глаза. – Страшно представить, – пробормотал он. – Все в один день. Сначала старики, потом молодые… Дети останутся среди мертвых, рассыпающихся в порошок… – Его передернуло.
Я, холодея, ждал. Вы представить себе не можете, как страшно и неприятно было на него смотреть. Хорошо одетый, симпатичный человек, с приятным лицом, и вдруг глаза начинают поблескивать и косить, рот передергивается, и несется бред, полный глубокой трагической убежденности.
– Послушайте, – снова начал он, – скажите честно… только не обижайтесь и не думайте, что это глупая шутка… мне совсем не до шуток. Так вот… только честно! У вас никогда не появляется потребность… как бы это объяснить… Словом, вам никогда не хочется войти в воду и делать вот так?
Он стал как-то странно раскачиваться, делая забавные, но очень сложные движения руками и головой. На первый взгляд эти движения были совершенно нелепы, но они не казались никчемными, в них чувствовалась какая-то целеустремленность, что-то они мне напоминали, то ли движения какого-то механизма, то ли чьи-то профессиональные жесты – массажиста, фокусника, гипнотизера… В них ощущалась некая «нужность», это не были движения «просто так». Это были движения «зачем-то». Я следил за ним как зачарованный. Он перестал и посмотрел на меня.
– Нет? Никогда не хотелось?
Я почесал в затылке.
– Знаете, говоря честно – нет. Хотя они что-то мне напоминают, эти ваши эволюции. Не могу только припомнить – что.
Он горестно покивал.
– Да. Понимаю вас. Этого и следовало ожидать.
Он замолчал и глубоко задумался. Я тоже молчал, глядя на него. Я все пытался понять, что это значит, кто он такой и что мне с ним делать, если это сумасшедший. Все-таки больше всего он был похож на сумасшедшего.
– Это и есть циклотация, – сказал он наконец тихо. – Не сама циклотация, но кинематический ритм, для циклотации здесь нет материала, и поэтому выход мал. Да вы и не заметили бы его. Выход происходит в другом темпе времени… Скажите, а слово «циклотация»… Впрочем, я говорю чушь.