Он медленно встал, с трудом разогнул колени. Ноги сегодня совсем не слушались, и тело болталось на них туда-сюда. Рука неуверенно держала палку, и потому она мало помогала. Сделав несколько шагов, больной остановился, чтобы передохнуть. В голове стоял туман, перед глазами всё плыло. Рванув ворот куртки и рубашки, он продолжил путь – на воздух, к секвойям и к океану. Там ему будет лучше, легче дышать. Он немного отдохнёт в шезлонге, на террасе, а потом пойдёт снова разбирать свой архив.
Он делал это каждый день, по полчаса – на большее не хватало сил. Как жаль, что младший брат погиб в авиакатастрофе, спустя всего три года после их триумфа в Далласе! Как бы помог он сейчас в этой тяжкой, нудной работе! Более верного человека у больного никогда не было, и сейчас он особенно остро это ощутил. Никому, кроме Эндрю, нельзя доверить архив, в котором есть очень много интересного…
– Мистер Гелбрейт, вам что-нибудь нужно? Я могу быть полезна?
Больной вздрогнул, пошатнулся, едва не упал. Видимо, Эстер наблюдала за ним всё то время, что он видел в кинозале. Конечно, так и надо, это – её долг. Но равно неприятно осознавать, что за тобой следят, каждый твой шаг контролируют. Так, чего доброго, и до архива доберутся. Да и зачем он копается в этих бумажках? Кому они нужны? Дочери и сыну это неинтересно, брат мёртв, а до дальних родственников ему нет дела. Завещание уже давно составлено, хранится у адвоката, и будет вскрыто после его смерти. Вот как бывает – и дети есть, и внуки, а умираешь один, по-собачьи…
– Да, что-то сегодня мне хуже, Эстер. – Больной тяжело навалился на плечо медицинской сестры. – Если вас не затруднит, проводите меня на террасу. Наверное, мне надо чаще бывать на воздухе.
– Я вам постоянно об этом толкую, мистер Гелбрейт!
Эстер, сорокалетняя некрасивая брюнетка, смотрела на него круглыми глазами. Она вообще напоминала большую птицу с тёмным оперением и мощным клювом.
– Осторожно, смотрите себе под ноги, чтобы не упасть ненароком. И сколько раз я вас просила не смотреть эти ужасные кадры! Я, здоровый человек, не могу спокойно выносить такое! А вам каково? Что за удовольствие – любоваться чужой смертью? Как ни относись к человеку, а глумиться над телом – грех.
– Тому, кто одной ногой в могиле, можно простить маленькие слабости. Труп врага всегда хорошо пахнет… Кто же это сказал? Кажется, французский король Карл Девятый после Варфоломеевской ночи. Или я что-то путаю?.. – Больной с облегчением опустился в шезлонг. Вдохнув солёный воздух, он действительно почувствовал облегчение. В глазах прояснилось, и лицо Эстер показалось ещё менее привлекательным.