Аист гнёзд не вил над Сиверской лет двадцать,
И, казалось бы, ну что ему бояться?
Ведь никто, со зла ль, по дурости при встрече
Не швырял в него тугой горох картечи.
И охотников ведь был союз немалый —
Филимонов Вовка, Барсов, Гвоздь удалый!
Но любой из них, пусть даже в опьяненьи,
Сберегал прекрасной птицы оперенье!
Снег легавые пахали животами,
Пену клочьями роняя под кустами,
Об осколки наста лапы в кровь сбивая,
По полям горбатым петли нарезая.
А по лету, в утра бодреньком рассвете,
«Тулки» ахали с протяжным стоном плети,
Недопевший рябчик падал спозаранку
В росы трав, как на скатёрку-самобранку.
Браконьерили, и плохо грех скрывали,
С бреднем малым дно песчаное топтали,
Речку крыльями мерёжки обнимали
И утробы рыбой плотно набивали.
А потом на бережке, том, что пониже,
К костерку незлому сдвинувшись поближе,
Под стопарик и ушицы испаренье
Получали неземное наслажденье!
Но, каким бы, всё ж, грешком не увлекались,
Над природой никогда не издевались,
Больше меры не хватали ртом жадливым
И по аистам не били горделивым.
Как пропали птицы бело-чёрной масти,
Так порвалось счастье хрупкое на части,
Не прикрыло кожей свежею болячку,
Не пошла жизнь – похромала в раскорячку!
Где-то аисты те двадцать лет пробыли?
Очень многим род, наверное, продлили!
Прилетели, но не просто, мол, вернёмся
А, как будто видя: мы без них свихнёмся!
Вот, красавец, гордо по полю шагает,
Клювом-шприцем словно землю прививает,
Может, лечит он её больное тело?
К нам вернулся аист, значит – будет дело!