Кстати, о голосах. Что-то я давно уже не слышала своего нового друга. Я повернула голову. Дракон не отрываясь смотрел вдаль. Похоже, его тоже покорила увиденная картина. На уступе умещалась только я, поэтому он просто держался сильными когтями за склон пологой скалы. У меня создалось такое впечатление, что он отчасти перенимает цвет окружающей его среды. Раздираемая любопытством я не удержалась и все-таки решила спросить:
– Эббе, а свой собственный цвет у тебя есть?
А я ведь так и не знаю его настоящего имени.
– Ты наблюдательна. Есть. Но ты слишком агрессивно настроена. Я отчасти понимаю тебя. Но и ты постарайся понять. Драконы могут показать свой истинный цвет лишь тому, кому действительно доверяют. Так же и с именем. Для нас это важно. Хотя, возможно, это тоже всего лишь легенды…
Он почему-то не смотрел больше на меня. А мне вдруг отчаянно захотелось видеть его глаза, как серебрится и переливается в них отражение звезд, и как луна в их глубине становится зеленоватого цвета…
– Эббе, я понимаю, что доставила тебе уже много хлопот, но можно тебя попросить сделать мне прощальный подарок?
– Что ты хочешь?
Мне показалось, что дракон слегка улыбнулся (хотя, признаюсь, звучит эта фраза несколько зловеще).
– Можешь меня прокатить по звездной глади неба?
– Элин, это очень большая честь, покататься на драконе. Но я исполню твою необычную просьбу, если ты исполнишь мою.
Я похолодела. Что может попросить дракон?
– Элин, ты споешь мне?
***
И как только угораздило меня помыслить о полете? И о чем я только думала? О пушистых перьях, сильных крыльях, ночном небе над головой и веселом свежем ветерке. Только теперь, когда дракон согласился и повернулся ко мне так, чтобы было легче сесть, мне пришла в голову эта разумная мысль. Однако уже поздно, и я не отступлюсь. И не важно, слышал ли эти сметенные рассуждения Эббе. Я просто не могу. Я опозорю имя своего отца и всего рода, если меня сочтут трусихой. А я такой никогда не была. Вот как, оказывается, сложно сделать эти несколько шагов к его загривку. Все мои усилия направлены на то, чтобы ноги не дрожали. Каждая секунда стала казаться вечностью. Так я ж ему и петь согласилась после этого. Что со мной? Я ведь знаю, что голос задрожит. Дурацкое неумение показывать себя на людях всегда очень мешало мне жить. И этот случай не исключение. Что ж, можно успокоить себя тем, что этот полет я просто не переживу. М-да… успокоилась, ничего не скажешь.