И вот что интересно: каким бы ни было религиозное содержание поэмы, эротическое – явно превалирует. И одно это может произвести на неискушенного читателя непредсказуемый эффект. Подобный тому, который испытали на себе юные герои повести Михаила Рощина «Бабушка и внучка». Старорежимная бабуся, снисходительно глядя на чувство, вспыхнувшее между молодыми людьми, взялась – по-видимому, под воздействием старческого маразма – читать им великую повесть о великой любви, не подозревая, каким магическим образом ветхозаветный гимн скажется на влюбленной парочке:
О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!
Сосцы, ворох пшеницы, мед и молоко под языком… Это для бабули вышеприведенные речи стали всего-навсего изящной литературой, тогда как советские юноша и девушка из повести Рощина восприняли соломоновы откровения как руководство к действию и готовы были вцепиться друг в друга чуть ли не на веранде дачи, где и происходили библейские чтения…
Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти.
Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков; уста твои – как отличное вино…
И в завершение:
Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви…
Бабушка закончила чтение, в заключение ехидно заметив: слыхали? то-то же, а то вы полагаете, что ничего и никого до вас не было, – и отправилась баиньки. А каково было после «Песни…» юным влюбленным?..
Следующую остановку совершим в древнем Риме, не подозревавшем в оные времена, что ни с того ни с сего окажется именно древним. В античности тоже обретались молодые люди, желавшие любить, быть любимыми и пытавшиеся на практике осваивать «науку страсти нежной, которую воспел»… Овидий Носатый или Назон, каким он, собственно говоря, и остался в памяти благодарных потомков. Бедолага сочинил свою стихотворную «Науку любви», полагая научить уму-разуму своих латинских сограждан, а в результате вынужден был покинуть Римскую империю, дабы на ее окраине обучать «ломовой латыни» будущих румын и молдаван. Нерукотворные свидетельства, оставленные Овидием хотя бы в виде «Любовных элегий», дают все основания признать, что поэт весьма и весьма преуспел в своей изумительной науке. Возьмите, допустим, пятую из Первой книги элегий, и вы в этом убедитесь (перевод С. Шервинского).