Кому шелковица, а мне – тутовник,
Резные листья, сквозная тень.
За ним не ухаживал садовник,
А щиплет всякий, кому не лень.
Весь низ оборван, ветки смяты,
Коль хочешь ягод – надо лезть.
Хватаю сук обратным хватом,
Подтягиваюсь, умудряюсь сесть.
А дальше всё легко и просто,
Ведь я же когда-то мальчишкой был.
Теперь даже легче – прибавил росту,
Чуть больше веса, но больше сил.
Поставить ногу, сказать чуть слышно:
«Пожалуйста, ветка, не обломись!»
Рукой вцепиться, рвануться выше,
И даже взгляда не бросить вниз.
Смотреть на крыши, на тополь рядом,
И только вниз нельзя смотреть.
Рука задрожит – и вслед за взглядом
Сорвёшься сам, а это – смерть.
И – вот они, ягоды! Них же ради
Рискуешь, лезешь, футболку рвёшь,
Чёрные капли медовой слади,
Не торопясь, на язык кладешь.
Сок – по нёбу, взгляд – по небу,
А от земли отвести глаза.
Ну что, последнюю? Где бы… где бы…
Пожалуй, хватит – пора слезать.
Но вниз, как всегда, стократ труднее!
Тут где-то сучок удобный был?
А-а-а, вот он! Чуточку левее…
Тянуться к нему из последних сил!
Такой гимнастики хватит на год —
Растёт напряжение, как в бою!
Спружинил ковер из опавших ягод,
И вот на земле я опять стою.
Футболка в дырах, шишка над бровью,
Язык – точно парень наелся чернил,
А руки лиловой запачканы кровью
(Да он ещё зверски кого-то убил!)
Спасибо, тутовник, до будущей встречи,
А память сегодняшний день сбережёт.