Белый китель - страница 4

Шрифт
Интервал


Смывало на зелёное дождём,
Как будто Дездемона умолила
Отелло погодить с его судом,
Но изменить, увы, уже не в силах
Течения, смывающего путь,
И вечер пил в погашенных белилах
Глухими фонарями света суть.
И в городе, весной легко одетом,
Тьма коротка, смешна и не страшна,
Поскольку рядом опера с балетом —
Вечор на всю катушку дотемна.
По мокрым доскам в пляс полунагие
Пускались девы, сбросив тайный вес,
И – что скрывать! – их прелести тугие
Внушали юным жгучий интерес.
Как музыка в сердца влюблённых влезла?
Я просто изумлён, а не виню…
Все ждали коды, шумного разъезда
И тишины, венчающей возню.
Все ждали жизни быстрого продленья,
За тактом такт, от сих и до сих пор,
Как в музыке – биений повторенья,
Как в опере: чуть что – вступает хор.
Все ждали счастья, радостных сюрпризов,
Шампанского, букетов и даров…
Не голубями ж засранных карнизов
И суками загаженных дворов!

Белый китель

Не люблю Жюль-Верна, что ты, что ты! —
Намусолив книжицу в руке —
За его широты и долготы
На плохом французском языке,
За его фальшивые маршруты,
По лекалу циркулем расчёт
До секунды выверен, и – тьфу ты! —
Видишь, кондор Роберта несёт?
Если бы еще не сочинитель,
Что «А ну-ка, песню нам пропой»,
И не капитанский белый китель
В крабах и капусте золотой,
Я совсем забил бы на Жюль-Верна,
Не взошёл вовеки бы на борт
Там, где Немо тёмная каверна —
Тайной лодки выдуманный порт.
Не искал бы глазом в небе Спаса
Бросив диким жемчуг и коралл…
И топор поди из-под компаса
До сих пор бы сдуру не убрал.

Возвращение

Я опять в мою вернулся школу,
И на грязной лестнице какой-то
Чёрного заваленного входа,
Где мышами пахнет и хранятся
Транспаранты с Лениным и Марксом
И наверно курят все тайком,
Директриса с карими глазами
Мне в любви нечаянно призналась.
«Я скучаю», – так она сказала,
Со слезами глядя на меня.
И наверно б кинулась в объятья,
Распаляя тщетную надежду,
Если бы не рядом ученица,
Подбородок маленький задрав…
…………………………………
Школа, школа! Вечные руины!
Туалет – как скалы в океане,
Тучи пыли, груды безобразий,
И всё время что-нибудь на снос…
Непрерывный сбор металлолома,
И навек забыты в раздевалке
Варежки, висят на батарее…
Умирает старый трудовик.
Там в портфеле блёклые тетради
И дневник в учительской краснухе,
Там столы в разнузданном граффити,
Застеклённый с глобусом скелет.
А ещё развинченный частично
Микроскоп, как печь – большой и белый.