«Ну вот, оказался не в том месте и не в тот час!», – с досадой подумал Остапенко.
– Есть! – сказал он вслух. – Блин, даже чаю попить некогда!
* * *
Видавший виды УАЗ держался совсем неплохо, но перед очередным затяжным подъемом вдруг предательски заглох, и Николай уже минут двадцать копался во внутренностях машины, пытаясь найти неисправность и размеренно матерясь.
Остапенко злился. Он не сомневался, что паника по поводу происшествия в деревне окажется сильно преувеличенной, и они быстро, насколько позволяла плохая дорога, вернутся назад. А сейчас, когда до Крюковки оставалось всего километров пять, возникла столь глупая задержка!
Николай, наконец, выругавшись в последний раз, пожал плечами и выпрямился, вытирая руки тряпкой. Он прищурился и немного самодовольно посмотрел на напарника:
– Заводите, товарищ генерал!
Остапенко с надеждой повернул ключ зажигания. Стартер зажужжал, двигатель пару раз чихнул, выбросил облако сизо-чёрного дыма, и мерно затарахтел.
Старшина сплюнул, выругался по поводу тех, кто не чистит и не регулирует вовремя карбюраторы и запрыгнул внутрь салона.
Остапенко промолчал и со скрежетом врубил передачу. Машина, перевалив через косогор, двинулась по разбитому просёлку. Ясно было, что дотемна уже точно не успеть вернуться.
УАЗ нещадно трясло и валило из стороны в сторону. Николай цеплялся за поручень и шипел вполголоса: особого комфорта в поездке не наблюдалось. Это шоссе и до Катастрофы «дорогой» можно было называть весьма условно. Теперь же, спустя несколько лет и при полном отсутствии дорожных служб, перед путниками да редкими автомобилями представала изжёванная грунтовка, вившаяся среди полей, а местами подступавшая почти вплотную к лесу. К счастью, телефонные и телеграфные столбы сохранились – ударная волна здесь была совсем слабая, так что проводную связь даже с самыми дальними деревнями худо-бедно имелась.
Высокий худощавый Николай болтался из стороны в сторону в такт рывкам машины. С видимым трудом сохраняя равновесие, он отпустил одну руку, почесал светлый ёжик волос и бросил взгляд на своего более плотного, коренастого и тёмноволосого напарника.
– Слушай, – спросил он уже и сам с некоторым сомнением, – ты все-таки думаешь, что председатель общины просто-напросто надрался?
Остапенко покосился на приятеля, старательно объезжая колдобины: