Валентин увидел в зеркальце, как дедок чуть не подпрыгнул: он наверняка не ожидал, что манёвр будет раскрыт. Замешательство продолжалось, однако, не более пары секунд.
– Ага, – крикнул «Щукарь» и завертел головой, пытаясь понять, откуда его заметили, – а я почём знаю, кто вы такие? Вдруг вы эти… такие же уроды?
– Какие уроды, дед, ты о чём?! Ты орла на нашей машине не видишь?
– Я и сам могу орлов, где хошь, нарисовать, – парировал дед. – Документы покажь, с печатью, и выходи по одному. С поднятыми руками, значит!
– Папаша, не пори ерунду! Если бы мы хотели, то давно тебя хлопнули, – приврал Остапенко. – Говорю же: мы из Губернской Милиции. Тебя как величать-то?
Старик засопел и вдруг с неожиданной готовностью сознался:
– Григорий я, Григорий Иваныч, значит, – ему явно не терпелось обрести официальных защитников.
– Ну, так вот, Григорий Иваныч, расскажи-ка спокойно, что у вас тут случилось?
Дедок на сей раз замялся – он, безусловно, был сильно напуган, нервничал и никак не мог решить, как же себя вести.
– Ничего объяснять не буду, – чуть сорвавшимся голосом снова крикнул он. – Выходи, говорю! Не то пальну, верь – не верь, пальну!
– Вот пальну – не надо, – с нажимом сказал капитан, которому надоели пустые словопрения. – У нас автоматы, не ружьишко твоё. Мы из города, нам необходимо разобраться, что случилось.
– Действительно, дедушка, – подал голос Николай, который, услышав голоса во дворе, выбрался через разлом в стене и теперь зашёл незадачливому охотнику в тыл, – ружьё положи и рассказывай, что знаешь. И не дёргайся, а то ненароком… Брось берданку, кому говорю!
«Щукарь» опустил ружьё и вдруг всхлипнул. Остапенко встал и вышел на крыльцо.
– Ну вот, – Николай пожал плечами, – ещё один плачет…
Старичок стоял и грязноватым рукавом утирал слёзы. Остапенко подошёл к нему, поднял старенькую двустволку и разрядил её.
– Серьёзный ты, однако, папаша! – сказал он: патроны оказались заряжены крупной картечью.
Взяв старика за плечи, капитан усадил его на завалинку. Николай прошёл мимо них и вывел из дома постанывающую, сгорбленную женщину.
– О, Катерина, дык ты живая! – неожиданно улыбнулся старичок, размазывая по щекам сопли.
Женщина откинулась затылком на брёвна стены и медленно мотала головой из стороны в сторону, глядя в небо пустыми глазами.