– Киреева? – кашлянул Буров, когда Лена поравнялась с ним, и на секунду сквозь обвисшие черты сегодняшнего лица проступила тень прежнего. – Узнала всё-таки.
– Сразу узнала, – кивнула Лена. – Поэтому и догнала…
Буров молча смотрел ей в лицо. Почему-то смутилась, занервничала, поторопилась сообщить, что фамилия ее уже не Киреева, а Сивачева, что она работает в банке, воспитывает сына, с бывшим мужем сложно, но главное – сын. Что «наших» видит редко, но с кое с кем переписывается в «Одноклассниках». Английская школа, девочки повыходили замуж за рубеж… Он тоже постепенно оттаял, разговорился. Сказал, что окончил университет, увлекся экстремальной фотографией, путешествовал, пытался издавать свой журнал. Теперь вроде как свободный художник, везде и нигде, получил какой-то приз на международном фотоконкурсе, два года назад потерял маму. Лена посочувствовала абстрактно – ее мама еще крепко держалась за жизнь.
Им было по пути до перекрестка. Обсудили известных выпускников своей школы. Лена знала, что ничем не примечательный Дима Смирнов из параллельного класса теперь руководит крупным швейным производством, а другой троечник, Вадик Шашкин, занимает важный пост в администрации. Вспомнили толстого Борьку Штерна, всего на два года их старше, который стал мировой знаменитостью и теперь, по сообщениям телеканала «Культура», выступает с фортепианными концертами то в Карнеги-холл, то в Метрополитен-опера.
Конечно, хорошо бы собраться всем классом, чтобы каждый рассказал о себе. Но у всех хлопоты, семейные и рабочие дела, да и контакты потерялись во время переездов, а заниматься поисками в Интернете некогда, да и, может, уже ни к чему. Все же обменявшись телефонами, они расстались на автобусной остановке. Лена пошла к дому короткой дорогой, через трамвайные пути, думая, что незачем встречаться людям, запомнившим друг друга юными, и что напрасно купила дорогущий крем, и как грустны все эти «рассказы о себе» – растерянные, хвастливые или безнадежные.
Это слово «безнадежность» как-то не уживалось с именем Женьки Бурова. И все же человек из прошлого был бесполезен в настоящем как вылетевший из стены квадратик мозаики, давно замененный новым, и вдруг случайно найденный под ванной годы спустя.
Но Буров, видимо, смотрел на вещи иначе. Чуть позже Лена поняла, что в ячейках его памяти она сохранилась фрагментарно – фамилия, лицо на выцветшей общей фотографии и эманация влюбленности, которая, впрочем, исходила на него тогда от каждой старшеклассницы.