Положив ладонь на ключицу, разминаю на ходу сустав.
В раздевалке целая батарея голых болтов и волосатых задниц всех цветов. У стены, сложив руки на груди, дежурит тренер Гибсон. И он здесь по мою.
— Дать вазелин? — скалится проходящий мимо Вакуленко, двадцатитрехлетний центровой из Ебурга.
У него рост два десять и куча всяких тупых талантов, типа громче всех рыгать или громче всех вонять. Голос у него тоже тупой. Он раздражает мои нежные нервы, поэтому просто показываю ему средний палец.
Смотрю в глаза Гибсона прямо и упрямо, направляясь к своему шкафчику. Он трогается следом.
Стягиваю полотенце и бросаю его на скамейку.
Тот останавливается позади, дыша мне в затылок и нарушая все социальные нормы. Понизив голос, начинает меня отчитывать на омерзительно исковерканном русском языке. К чему эти потуги? Мы тут все свободно по-английски говорим. Полиглот хренов. В этом есть один плюс, даже я понимаю его по наитию, что говорить об остальной команде, которая, выражаясь политкорректно, многонациональна.
— Мы опять вернулись в начало? — каркает Гибсон над моим плечом.
Молчу, роясь в своей сумке. Мне особо нечего возразить.
Спокойно и собранно принимаю плети.
— Я не буду много говорить… — продолжает он из-за моего плеча.
— Слава Богу… — вполголоса бормочу себе под нос, ища в сумке трусы.
— Еще раз такое сделаешь, сядешь на скамью, — нелепо картавя и булькая, угрожает Гибсон.
Натягиваю трусы и разворачиваюсь к нему, кладя руки на бедра. Он принимает аналогичную позу. Между нами расстояние в пару сантиметров, и это нервирует.
Это мое, бл*ть, личное пространство.
Все умолкли и прячут глазки.
Мы с ним почти одного роста, но я на три сантиметра выше и на двадцать килограмм тяжелее.
Мы с Гибсоном не сошлись еще с моей первой игры в этом сезоне. Моя позиция — разыгрывающий защитник. Я всю жизнь на этой позиции. В Америке тоже был разыгрывающим, но по факту всегда играл как атакующий. Я хотел остаться в этом амплуа и по возвращении в родную команду, потому что это просто мой новый талант! Талант, который раскрылся еще в университете, но никогда не культивировался. До тех пор, пока я не попал в Калифорнийских Медведей, где мне дали полную свободу действий.
Но Гибсон подрезал мне крылья.
По его мнению, я слишком малорослый для атакующего. Может и так, но я быстрее и в десять раз маневреннее. И меня еще не сдержала ни одна защита, если бы он только позволил мне играть, как я хочу.