Сам дом никогда не менялся, разве что требовалось разместить еще один несчастный трофей на уже плотно завешанных стенах. Грэм давно перестал замечать убогое состояние дома и потертую меблировку, которая могла считаться элегантной несколько поколений назад, а сейчас сильно пострадала от грубого обращения нынешних обитателей.
Мраморные полы истерлись так, что отполировать их не было никакой возможности, глубокие царапины на темных деревянных панелях и отделке стен свидетельствовали о самом дурном обращении. Ковры истончились от грубых башмаков, а из диванов торчали пружины, потому что мужланы, которые годами валялись на них, не давали себе труда сесть как положено.
Грэм, привычный к этому зрелищу, приходил и уходил, и лишь старался не встретиться с братьями. Сегодня, если он успеет переодеться достаточно быстро, то уже через час окажется за игральным столом. Тем не менее он по привычке остановился у входа и долго прислушивался.
Громкого смеха не было. Не чувствовалось табачной вони. Пол не дрожал от топота ног и ударов катающихся по нему сцепившихся тел, крушащих остатки мебели. Дом был абсолютно пуст, за исключением остатков домашнего персонала, еще прислуживающего своим хозяевам. Отлично, семейство отсутствует. Слава богу.
Дворецкий отца взял у Грэма шляпу и перчатки.
– Разрушители комодов еще в отъезде, а, Николз?
Сорок лет службы превратили Николза в самого преданного слугу герцога, одного герцога и только. При столь непочтительных словах Грэма его надменная физиономия сделалась еще более кислой.
– Добрый вечер, лорд Грэм. Его светлость и ваши старшие братья еще не сообщали о времени своего возвращения с охоты в Африке. Однако в кабинете его светлости вас ждет некий мистер Абботт.
Грэм растерянно заморгал.
– Меня? Зачем?
– Не могу знать. – Лицо Николза явственно выразило недоумение при мысли, что кто-либо действительно хочет говорить с Грэмом. И так было всегда. Грэм не винил его за это, ведь дворецкий лишь копировал позицию своего господина. За весь этот год отец сказал Грэму не больше дюжины слов.
Грэм с неохотой поплелся в роскошный и очень мужественный кабинет отца. Это место всегда было ему неприятно – все стены помещения были увешаны устрашающей коллекцией чучел со стеклянными глазами. Настоящее царство смерти! Днем комната выглядела угнетающе, а ночью возвращала его в тяжелые времена детства, когда ничто, кроме тяжелой руки отца, не могло заставить Грэма ступить в этот мрачный пантеон, где остекленевшие глаза отражали блики каминного пламени и были полны, на взгляд Грэма, самой настоящей ненависти.