Народ похохатывал, наблюдая одновременно за двумя параллельными процессами: телик и наша перепалка. Тут я опять пропустила наступление с фланга, и Федька снова вцепился в меня мертвой хваткой. Началась старая песня о главном, перед новыми зрителями это было пока еще актуально.
– Лена, ну когда ты уже кому-нибудь отдашься? Это уже неприлично, не по-товарищески.
– Завтра и начну, график только составьте, сволочи… Федя, ну отпусти уже, хватит!
Надо как-нибудь записать этот треп на телефон и включить в приемнике на всю громкость, тогда точно все больные резко поправятся и можно будет продрыхнуть целую ночь. Теперь на хирургии в обед сидел только дежурящий молодняк с разных отделений. Старшие бывали редко, так как они в основном обитали в своих кабинетах. Конечно, кому это все понравится слушать? И потом, после сорока, уже хотелось недолгое свободное время потратить на сон, а не на ржание.
Как же я отдыхала тут, рядом с ними, разговаривая на одном с ними языке, живя в одном с ними измерении, имея одинаковые с ними мысли и понимание жизни. Сразу забывала о Вовке, всех домашних проблемах, о постоянном страхе нового запоя. Все это уходило, превращалось в случайную нелепость, временную и ничего не значащую неприятность. Каждому в этой ординаторской природа сделала немало подарков. Несмотря на молодость, Федор мог сделать на спор аппендицит за пять минут, а прободную язву за сорок, при этом движения рук напоминали четкий танец, отрепетированный до мелочей балет. Известность Стаса уже распространилась далеко за пределами нашей больницы: он шил послеоперационные раны так, что через три месяца не оставалось практически никаких следов. Знающие люди вызывали его оперировать аппендициты и внематочные, а также прочую радость для своих доченек и любовниц, дабы не портить красоту.
Кто-то вспомнил про мое знаменитое дежурство с запертым в гинекологической алкоголиком, и начался неистовый гогот, перемешивающийся с орущим телевизором. Телефон на столе молчал около часа, так как, очевидно, высшие силы отвернулись, не найдя сил слушать эту мерзость и похабные шуточки. Однако долго лафа продолжаться не могла, и звонок из приемника оповестил о наличии пары пневмоний, а также двух бабушек с кишечной непроходимостью. Все страждущие ждали нашего выхода на сцену, и мы с Федором удрученно поплелись на первый этаж.