— А, астрономия, — протянул я. — Удачи.
— Романов, ты... лучше помолчи, — добавила она и сжала зубы. —
Сам заварил эту кашу, а расхлебывать ее вынуждены все остальные. До
свидания, Виктор Валерьевич, мне надо идти, — и она, дождавшись
разрешительного кивка Долгова, выскочила из зала.
Нет, ну а что я виноват, что знаю все эти созвездия и положения
на небе светил. Да я даже курс смогу по их положению проложить,
причем в море и без долготы, которая в моем мире была еще не
известна, а в этом являлась прекрасным подспорьем в составлении
координат. Ну а как тут не выучить, если дед надо мной с палкой
стоял, с самой настоящей, березовой, и самолично проверял усвоенный
урок. Он-то был помешан на море, а вот я все это учил, потому что
он так хотел. Но, как оказалось, еще чему-то научить меня было
сложно, поэтому самый странный наставник из всех, кого я здесь
видел, просто поставил мне пятерку и освободил от своих занятий. А
вот остальным пришлось эти занятия посещать, потому что они,
похоже, точно не были до конца уверены, что земля не плоская и не
стоит на трех слонах и гигантской черепахе.
Долгов же, проводив Ольгу взглядом, обернулся снова к нам с
Кацем и продолжил так, словно наша беседа и не прерывалась.
— Но, согласитесь, Соломон Израильевич, с этим его бзиком нужно
что-то делать. Мы не сможем пойти дальше, если Романов не научится
концентрироваться на поставленной задаче.
— Тогда уберем на время задницу Назаровой из его поля зрения,
скорее всего, это сможет нам помочь в нашем трудном деле — сделать
за короткий промежуток времени из Романова человека, если раньше он
за собой в этом плане не следил.
— Вообще-то, я тоже здесь нахожусь, — вяло вставил я свои пять
копеек в их рассуждения. Не слишком было приятно, когда тебя
обсуждают вот так, да еще и в твоем присутствии. Но пока я с этим
сделать ничего не мог, поэтому приходилось терпеть и вяло
огрызаться.
— Я думаю... — никто из нас так и не узнал, о чем же думает
Долгов, потому что в этот момент раздался резкий воющий звук,
который исходил из небольшой панели, закрепленной на стене.
— Где? — в голосе Каца слышалось неподдельное напряжение и
беспокойство.
— В Воронеже, центральная ратуша, — коротко бросил Долгов,
нахмурившись. — Да что творится-то, а? Седьмой прорыв за месяц!