– Какая еще реликвия?
– Паровоз, на котором Ленина из Горок привезли. Мертвого.
– Да-а? А я не знал.
– Не знаешь, а ходишь! Знать надо, где ходить, когда ходить, с кем ходить…
– А я – один…
– Тем хуже! Человек не должен оставаться один! Нигде! Никогда! Ни на минуту! Вдруг ты задумаешься?
– Что же в этом плохого?
– Это самое страшное, что может произойти с человеком. Ведь если он задумается, он непременно начнет размышлять о том, почему у нас говорят одно, а делают другое, почему честных наказывают, а подонков награждают, почему не дают работать хорошо, красиво, со смыслом, почему…
– Дорогу! Посторонись!
Они оглядываются. На них бесшумно, страшно, безмолвно, мерным шагом наплывает толпа зэков под конвоем. Они отступают к самому забору, ставят поклажу на землю, стоят, смотрят на колонну: Андрей, криво усмехаясь, Дима с застывшим удивленным взглядом.
Первые ряды уже завернули к проходной, а колонна все идет и идет мимо Андрея и Димы.
Замыкает колонну начальник конвоя.
– Кто такие? Документы есть?
Дима лезет в карман за паспортом.
– Рыбаки, на лихтер грузимся, – глухим, непохожим голосом говорит Андрей.
Начальник конвоя взглянул повнимательнее:
– В одном караване, значит, пойдем?
Уловив испуг на лице Димы, успокоил:
– Они смирные, это все – пятьдесят восьмая. С ними хлопот немного.
– А с кем много хлопот? – простодушно спросил Дима.
Начальник конвоя помолчал. Потом кивнул на Андрея.
– А вон, спроси у товарища. – И, словно продолжая когда-то начатый разговор, спросил у того: – Угадал?
– Угадал, – вздохнул Андрей.
Начальник конвоя быстрым шагом догоняет колонну.
* * *
Поздним вечером караван учален и взят на буксир парохода «Иосиф Сталин». Первым в счале идет лихтер, за ним на длинном тросе (по-флотски он называется «больная») тащится баржа-тюрьма. В трюме нары в три яруса. Заключенные укладываются под тусклым светом фонаря «летучая мышь» в два ряда, один ряд головой к борту, другой головой к краю.
– Ну, Александр Ксенофонтович, с новосельем вас!
– И вас, голубчик.
– Блатные-то, Александр Ксенофонтович, и здесь наверху.
– Наверху – это не значит ближе к Богу.
– Я подвинусь, располагайтесь поудобнее.
– Поудобнее, знаете, где всем нам будет? На том свете!
– А вы верите в тот свет?
– Верю, не верю… Не в этом же дело.
– А в чем же, Александр Ксенофонтович?