Оставалось очередной раз подивиться, как тонко и жестоко умеет
пошутить судьба над теми, кто считает себя умнее ее. Внутри
разливалось странное злорадное удовлетворение. Но душа жаждала
изощренной мести, а не обычной констатации факта, что, мол,
виновные наказаны.
- Конечно я знаю кто вы оба , - сказал наконец Алексей
безапелляционным тоном. - Вы мои бойцы. Я вас, понимаешь, ищу. А вы
где шляетесь? А-а?!
Генералы вытянулись в строевой стойке, демонстрируя, что память
им может и отбило, но все привычные, отработанные десятилетиями,
рефлексы остались на месте.
- Вот так-то, - удовлетворенно сказал Алексей, поднимаясь со
стула. - Что же мне теперь делать с вами, птицы-голуби? Как
наказывать вас будем?
- А в чем, собственно, наша вина? - осторожно спросил
Решетников, недоверчиво морща лоб.
Алексей внезапно понял, что должен немедленно сделать выбор.
Глумиться над больными людьми было недостойно, над старшими во
возрасту и по званию — тем более, и, хотя, желание хоть чем-то
отомстить никуда не делось, по-хорошему, спектакль следовало
заканчивать. Но если помощь запоздает, если придется выживать, то
ему придется обслуживать двух плохо соображающих немолодых людей.
Но стоит подождать с разоблачениями, и все будет наоборот: у него
появится сразу два помощника, готовых выполнить любую работу.
Колебался Алексей недолго.
- Да ты что, солдат, совсем ухи объелся? - тяжело цедя слова
сквозь зубы, медленно двинулся Алексей на генерала. - Ты как
обращаешься к старшему по званию? Ты как, урод, ведешь себя в
строю? У тебя что, совсем мозги отшибло?! Упор лежа! При-нять!
Михаил Николаевич, моментально побелев от ужаса, растерянно
опустился на землю и встал на четвереньки.
- Ну?!
Генерал уперся пухлыми ладошками в утоптанный грунт и попытался
придать телу прямое положение. Получилось, мягко говоря, не
очень.
- У тебя солдат, - гневно сказал Алексей, - подготовка как у
дохлого тюленя. Ты забыл что такое дисциплина, порядок и
субординация. Тебя, по-хорошему, надо просто расстрелять.
Михаил Николаевич издал сдавленный звук и упал животом на землю.
Кондрат Ефимович зажмурил глаза и, казалось, вообще впал в кому,
умудряясь при этом, каким-то чудом, оставаться в «строю».
- Твое счастье, - снисходительно продолжал Алексей, - что я
сегодня добрый до омерзения. И вместо расстрела возьму тебя под
личный контроль до полного перевоспитания. Проведу, так сказать,
дорогой кропотливого труда от обезьяны к недочеловеку. Ибо стать
человеком тебе уже не удастся. Ума не хватит.