Ну
нет!
Только попробуй сдохнуть раньше времени,
скотина!
Я
спикировал к месту крушения. За мной устремились военные. Никто уже
не орал в громкоговоритель и не требовал остановиться.
Тем
временем Хамада вышиб дверь раскуроченной машины, вывалился на
землю и, прихватив с собой ящик, грузно побежал в кусты.
А
вот хрен! Всё равно не уйдёшь!
Пока я приземлялся и выскакивал из машины,
военные окружали сады с воздуха. Их урчащие верхолёты зависли над
деревьями по всему периметру. Одна из машин начала спускаться к
земле, но на военных я уже не смотрел.
Мне
нужен был Ючи Хамада.
Счет пошёл на минуты.Я рванул в те же кусты, где скрылся Жрец.
Ветки хлестали по лицу, в темноте ноги то и дело спотыкались о
поливочные трубы, вокруг урчали машины военных, лучи прожекторов
мелькали по саду, но я всё бежал и бежал.
А
тот, кто от меня скрывался, нёсся впереди — я слышал
его.
Хруст веток, бормотанье, тяжёлое свистящее
дыхание.
Всё
ближе и ближе.
Хамада был ранен, к тому же, он нёс ещё и
ящик — а это замедляло его бег. И даже спасаясь от смерти, он не
бросил свою ношу.
Это
же насколько она ценная?..
И
вот, когда в тёмных кустах мелькнула ускользающая спина Хамады, я
задрал рукав пальто, остановился, расставил ноги шире и размахнулся
щитом.
Вперёд отправилась волна из двух Сфер —
Тверди и Боли. Стена желтоватого света ринулась от моей руки и
смяла кусты, что попались ей на пути. А в тех самых кустах Хамаду
нашла уже Сфера Боли.
Наслаждайся, сволочь. Можешь создать хоть
десяток иллюзий — до тебя мой пинок всё равно долетит.
Будто подтверждая мои мысли, из переломанных
зарослей донёсся стон невыносимой боли. Я рванул на звук и через
несколько секунд добрался до Хамады.
Хрипло дыша, тот лежал на боку. Для него всё
оказалось непросто: при крушении верхолёта он повредил голову. Его
правое ухо было сильно обожжено, а из раны выше виска обильно
сочилась кровь.
Хамада не мог даже встать, но всё равно
цеплялся за свой ящик.
Не
церемонясь, я отправил в Жреца новую порцию Боли, уже без
размашистого жеста. Хамада был совсем не прост, чтобы расслабляться
раньше времени — даже при смерти он мог атаковать и наслать на меня
какой-нибудь жреческий мор .
Он
снова завыл от боли, потом перекатился на спину и запрокинул
голову, уставившись в ночное небо. Сбежать бы он уже не смог — это
понимали мы оба.