Но голос принадлежал не менее упрямому существу, которое продолжало механически повторять одну и ту же фразу. Спустя какое-то время оно замолкло, раздался громкий писк, и по одной из трубочек, впившихся в предплечье, побежала белесая жидкость. Старик откинулся на подушку и закрыл глаза.
Он очнулся резко, встревожено. Его рот зло искривился, прежде чем открылись глаза. Старик выругался, а потом добавил:
– Отдрай люки, курва!
– Запрет врача, – спокойно отвечал прежний голос.
– Засунь себе его в кулер! И спинку мне подыми.
Спинка послушно приподнялась. Старик сел.
– Который час, лярва автоматическая?
– 14:00 по времени Полиса.
– Где мы?
– Корабль Фисалия пересекает Мозамбикский пролив. Приближаемся к острову Жуан-ди-Нова1.
– Почему, я плыву на самом современном и дорогом корабле, при этом не вижу ни океана, ни солнца?
– Запрет вашего лечащего врача.
– На все у тебя есть ответ, дурилка ты интерактивная, – и Старик с силой хлопнул ладонью по поручню кровати.
Взгляд его подслеповатых глаз хищно обшарил каюту. Кисти рук, при этом, мелко вздрагивали от нездорового возбуждения. Он словно искал какие-то изменения в обстановке, но все выглядело по-прежнему.
Тоже просторное помещение, со сводчатым потолком, выдержанное в холодном мятном тоне. С обеих сторон жесткие изогнутые кресла. Есть живые цветы, но их немного. Тихо звучит электронная музыка, с фрагментами хоралов. Воздух разряжен, изредка слышно резкое шипение ионизатора, пахнет искусственной свежестью, и немного лекарствами.
Панорамное стекло потолка тонировано, и солнечный свет внутрь не проникает. Единственное яркое пятно в каюте – это штандарт Швейцарской гвардии Нового Ватикана2, который висит у выхода.
– Где трупоеды? – спросил Старик
– Ваши родственники, – вежливо ответила кровать, – придут проститься с Вами ровно в 14:40.
– А ксендз?
– Отец Августин, прибудет вместе с ними.
Старик замолчал.
– Вам комфортно? – повторил настырную фразу голос.
– Я умираю.
– Рекомендую релаксирующую музыку.
– Да иди ты…
И он поднял руку, а потом расслабленно уронил ее на постель.
Кровать замолчала. Старик откинулся на подушку, и стал внимательно разглядывать штандарт. На фоне бледных зеленоватых стен: синие, желтые, красные полоски, по наемничьи броские и безвкусные, резали ему глаза. Он смотрел на штандарт, крепко поджав губы, и при этом часто моргал.