Затем быстро оглядел полотно сверху вниз, словно читая крупный шрифт, и что-то сообразив, приободрился.
– Эта картина написана в стиле кубизма.
Действительно, на холсте был изображен разноцветный ансамбль из большой круглой пирамиды, упавшей на бок, и меньших по размеру шаров. По четырем сторонам стояли кубики.
Следующая фраза заставила всех тревожно задуматься:
– Это – «Дама в яблоках». Дама, – Лео шершаво обвел ногтем вокруг пирамиды, – Яблоки, – потыкал в «яблоки», т.е. в шары. – Кровать – …аз, два, …ри, чтыри, – щелкнул на каждый счет возле квадратов. – Аллюзия и переосмысление «Данаи» Рембрандта. Самое оригинальное, какое я видел.
Я посмотрел на Лео со страхом и восхищением.
Полотно мне попалось под руку случайно. Это был не самый лучший образец моего «кубизма». Раннего, я бы сказал. Выстраданного между ипохондриями. Названного «Шутка Арлекина». Имелась в виду судьба, бросающая игровые кости, под которыми подразумевались человеческие жизни.
«Дама в яблоках» несла в себе, конечно, более жизнеутверждающий подтекст. Особенно, если вспомнить рембрандтовскую обнаженную натуру.
Взгляды повернулись ко мне.
Я кивнул, словно проглотил сухой ком.
– А вот здесь… – На этот раз судьба выбросила сине-серый пейзаж, на котором растиражированно поднимались оранжево-желтые столбы. – Это, видимо, импрессионизм… точно, подмосковные дачи… прудики… грачи улетают… осень…
– Унылая пора, очей очарованье, – подсказал бесстрастным, как будто с издевкой, математический голос олигарха.
– Точно, Виктор Михайлович, так и есть! – Звонко брызнул голос Лео.
– Это Зюзино, возле Раменского… пленеры три года… – попытался я, было, вставить.
– Превосходный образец психологического импрессионизма! Мир теней! – Лео подергал руками, чтобы полотно пошло волнами и затрепетало, – И только узкие, словно остатки солнечного тепла, узкие дверцы в лето…
Дальше пошло плавнее и разговорчивее. Лео хвалил, Витя прихваливал, я кивал. Леша и мадам молчали, по-куриному осматриваясь.
Из темных свернутых кругов воплотилось несколько портретов, натюрмортов, по-одному: пейзаж и автопортрет с курительной трубкой во рту и карандашом «Кох-и-нор» за ухом. Каждая картина, по словам Лео, была высокохудожественным образцом современной московской школы. Каждая оценивалась не меньше пятисот долларов. Витя, не моргая, смотрел то на меня, то на Лео. Кивая и задумываясь.