Мастер облаков. Сборник рассказов - страница 20

Шрифт
Интервал
Пришлый дождь чужой пыльцой копытит
На обочине озябших листьев дрожь,
Слепит сад и сам во сне не видит.
Дождь в потухшем зреньи муравья
Отражается и наливается почайно.
Половодье перелижет за края
Отпечатанных следов, как букв случайных.
Лист, медовой краской позлачен,
Свернутый в ладью ладонью тлена,
Тронет и подхватит сон,
То плывя, то нет – попеременно.
Теплый дождь в сентябрьских краях,
Пришлый из чужого. В каплях-жменях,
В янтаре как, убаюкан прах,
Мелочи, детали – без сложенья.
Дождь, наполненный музейной чепухой,
Переносчик памяти мельчайшей:
Горный сор, пушинка, нитяной
Паутинки ус из тихой чащи,
Усик тли, члененье паучка,
Сыпь с обветренной ракушки, заусенец
Ржавчины, и бахрома клочка,
Зачарованный узор погибших телец;
А потом – почти ничто, померкший бред,
Атомарный сон полураспада:
Полутень, движенье, цвет – как след
На изнанке дремлющего взгляда.
Лист, всплывая, тащится в ручей,
На себе неся хитин и влагу.
Спит под цокот капель муравей.
Дождь вольется в сон, слова – в бумагу.

2Лабиринт двойников. Повесть

1. Дядя Вова


Я – клоун. Это правда.

С самого детства у меня только и получалось, что ерничать, корчить рожицы и кривляться. Родители относились к моим чудачествам добродушно, снисходительно предполагая, что эта детская непоседливость – отражение острого ума – со временем пройдет. Так же, как подобный тип чистого, не замутненного занудством восприятия проходит у большинства людей.

Особенностью моего таланта, однако же, было замечать самые резкие и далеко не лучшие стороны характеров и положения дел, представляя их напоказ выпукло и свежо.

Как-то, лет в шесть, на домашнем новогоднем вечере я облачился в подушки и перья, помпезно проковыляв курицей в центр зала, кудахча, якобы ища потерянное яйцо, и подергивая временами головой. Собравшаяся родня покатывалась со смеху, а тетя Соня, одинокая худая женщина с круглыми быстрыми глазами, длинной морщинистой шеей и широким низким тазом, почему-то не выдержала общего веселья и вышла из комнаты.

В середине вечера папа отвел меня в сторону и сказал, что мой поступок – очень-очень плохой и что я почему-то должен извиниться перед тетей Соней. Но ведь любой говорил, когда ее не было поблизости, про «эту стареющую одинокую курицу, которая даже яйца не снесет». Почему тогда я не мог прокудахтать то, что все и так говорили друг другу вслух?!

Следующая страница