Голуби в высокой траве. Рассказы - страница 14

Шрифт
Интервал


– Ух ты, здорово! – восхищаюсь я.

Вечером мы с дядей, отдуваясь и кряхтя, ступеньку за ступенькой, одолеваем последнюю крутую внутреннюю винтовую лестницу высотки. И вот мы – на самой верхней площадке. Вид открывается просто сумасшедший – аж дух захватывает! Вот она какая – Москва! Красотища!


upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/e/e4/Силаева.jpg


Следующий день я посвящаю подготовке к экзамену, но вечером дядя опять ведет меня смотреть Москву. Между делом дядя интересуется количеством выданных мне матерью денег. Удовлетворенный ответом, он ведет меня в ресторан «Жигули».

– Ты удивляешься, почему ресторан «Жигули»? Неужели непонятно? – вопрошает дядя. – Да это же самое знаменитое место на всю Москву. Ты должен знать столицу со всех сторон.

На следующий день вечером повторяется та же история. На этот раз «знакомство с городом-героем» продолжается уже в ресторане «Арбат». Он, оказывается, также чем-то знаменит. Между прочим спрашиваю об обещанной поддержке со стороны бывшей дядиной супруги, но дядя делает вид, что не понимает, о чем я спрашиваю. Через неделю он проговаривается случайно, что оказывается, она уехала в отпуск и помогать категорически отказалась.

Через две недели я не выдерживаю и ехидно спрашиваю дядю:

– А кроме питейных заведений в Москве больше нет никаких достопримечательностей?

Критика действует, и вот мы у Останкинской башни. Без особого энтузиазма рассматриваю это «чудо света». Запоминается один из гостей столицы, задравший бороду к верхушке башни и восклицающий:

– Вот это дура так дура! И ветер, гляди, ей нипочем! Стоит себе!


upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/fb/Moscow_Ostankino_Tower_Details_09.jpg


Быстро пролетает месяц. Разгульно – экзаменационная жизнь подходит к финишу. Я уже очень хорошо «знаю» Москву и прекрасно ориентируюсь в расположении всех известных московских ресторанов и кафе. Деньги мои подходят к концу. Экзамены тоже. Мне кажется, что экзамены сданы неплохо. Конфуз, правда, выходит с физикой. Отвечая экзаменатору, путаю Бойля-Мариотта с Гей-Люссаком. Но шекспировской трагедии в этом не вижу и на что-то еще надеюсь. Однако итог получается неутешительный. На институтской доске со списками поступивших счастливчиков своей фамилии не обнаруживаю. Не добираю одного балла и готовлюсь к отъезду домой. В последний день перед моим возвращением восвояси, дядя горестно вздыхает, смотрит на меня с большим неодобрением и произносит: