Он обнял ее, и Лена от неожиданности и обрушившихся на нее чувств, едва не потеряла сознание… Он не целовал ее, а только обнимал, прижимая к себе и пытаясь руками охватить всю ее целиком вместе с расстегнутым теплым пальто, съехавшим с ее головы норковым капором и ставшими почти живыми и смешными в своей подвижности короткой юбкой и душным свитером…
– Что вы делаете? – прошептала Лена, не размыкая глаз, понимая, что все, что с ней сейчас происходит, лишь очередная фантазия, что такого не бывает, что она наверняка сейчас едет в переполненном автобусе и дремлет, наслаждаясь этим дивным и наверняка коротким сном.
– Я люблю тебя, Леночка, я просто с ума схожу, когда вижу тебя…
Голос у него был совсем не такой, когда они с ней вместе накануне разбирали бетховенскую сонату и обсуждали, какой лучше выбрать темп. Он говорил низким бархатистым голосом, который лишал ее последних сил…
…Она открыла глаза и поняла, что лежит на столе; в классе совсем темно, и она уже не может видеть склоненного над ней мужчину. Она видит лишь свои согнутые колени, голубоватые от света уличного фонаря, яркого и бесстыдного, подглядывающего за ними и растущего откуда-то снизу, из заснеженного тротуара, и еще мерцающую копну взъерошенных волос Ильи Николаевича… Чувствует его ласки, огненные губы, касающиеся живого электричества тела… Или… она зажмурилась, пытаясь понять, что же происходит: она – раскрытый цветок, раскинувший лепестки и выставивший солнцу и пролетающим пчелам свою богатую нектаром сладкую середину. Было жарко, хорошо и жарко, и она застонала, и тотчас, испугавшись звука, сомкнула колени и села, обхватив себя за плечи. Щеки ее пылали, она не знала, как ей вести себя дальше. А Тарасов между тем что-то говорил ей, брал ее за руку и тянул куда-то…
– Ты не должна меня бояться… Ведь я теперь С ТОБОЙ… И тебе надо привыкнуть ко мне, к моему телу… Это – любовь… Иди же ко мне, не бойся… Я тебе расскажу, как это делается…
***
В ту ночь она возвратилась домой около полуночи. Мама, выйдя из спальни и запахивая на ходу халат, казалась сонной и вместе с тем какой-то смешной… Она извиняющимся тоном пробормотала, что жареной курицы уже нет: «Леночка, ты поужинай бутербродами с лососиной и холодным омлетом, я сейчас налью тебе чаю…» Она даже не поинтересовалась, который час и почему ее дочь пришла так поздно. И лишь, когда спустя несколько минут Лена услышала шлепающие шаги в прихожей, поняла, что это Капелюш пошел в туалет… Значит, он опять он здесь. (вставка)