*
– Мерзавцы! Как есть мерзавцы! – Андрей Степанович возмущенно постукивая кулаком правой руки по ладони левой, ходил по своему кабинету. – Посягнуть на императора! Вместо присяги -измена! Мерзавцы!
Николай Сергеевич вечером рассказал о происшествии, которое случилось в Петербурге после кончины Александра Павловича. О том, что гвардейцы отказались присягнуть на верность взошедшему на престол Николаю Павловичу, брату почившего императора и вывели свои полки на Сенатскую площадь в знак неповиновения. Восставших разогнали, заставив огнём картечи бежать с площади. И в тот же день были произведены аресты офицеров и гражданских лиц, подговоривших солдат на бунт.
– Самое позорное, что и мой полк, лейб-гвардии гренадерский, принял участие в этом подлом деле. – возмущался вместе с другом Николай Сергеевич. – Хороши гвардейцы…
– Избаловали гвардейцев государи, ох, избаловали. Вас бы в поле, землю топтать, грязь месить, а не брусчатку площадей на парадах! – Андрей Степанович помахал кулаком куда -то вдаль, повернувшись к окну. – Вот и пожинают теперь!..
– Что ж, правда твоя, Андрей Степанович. – ответил ему Левашов, беря в руку бокал вина. – Гвардейцы не раз самодержцев на престоле меняли. Сам знаешь, – приглушив голос продолжил он – и Александр Павлович ни без их помощи на царствование взошёл. Да только не в том главное. Поговаривают, что манифест у них обнаружили, в коем они призывали отречься от самодержавия. На государственное обустройство они замахнулись! Вот что главное. Боле того, доложу тебе, Андрей Степанович, – Левашов отпил вина из бокала и поставил его на стол, на котором стояли различные кушанья. – они полагали, что необходимо наделить всех людей равными правами. Признать, что мужик и боярин равны в правах! Каково, Андрей Степанович?!
Андрей Степанович, вертя в руках пустой бокал, размышлял над словами собеседника. Действительно, думал он, не раз в российской истории бывало, что на престол восходили не по праву престолонаследия, а по праву силы. Но, чтобы вот так, призвав на бунт чернь? Нет, это было не под силу понять ему, дворянину. Это не укладывалось в его представления о дворянской чести и достоинстве.
– А ещё, – вкрадчиво говорил Николай Сергеевич, перейдя уже вовсе на шепот, – в том манифесте было сказано, что освобождают они, бунтовщики, всех крестьян от крепости.