Он повернулся, чтобы поскорее уйти. Но тут его внимание привлекло большое полотнище, свешивающееся с трибуны. Знакомая эмблема! Да это же флаг «Фронта борьбы за демократию»! Вот, оказывается, на чей митинг, сам того не ведая, он сегодня забрел. Наверное, ему стоит хотя бы ненадолго остаться и послушать, о чем они тут толкуют, к чему и куда зовут?
– Что хорошего принесло нам членство в Общем рынке? – продолжал выступление молодой человек на трибуне. – Разорение множества крестьян, сокращение производства фруктов, вина и отлова рыбы в обмен на пустые обещания содействовать в продвижении на рынки Европы наших овощей?
Таких парней, как выступавший на трибуне, Карл уже видел много раз – в университетах и рабочих кварталах, в доках портов и на крестьянских полях. Для себя он определял их как «фанатиков идеи». Но вместе с тем следовало признать: такие парни никогда не занимались уголовщиной, не организовывали банды, не употребляли наркотиков.
Кто-то тронул сыщика за рукав. Диц обернулся. Миловидная девушка протягивала ему листы бумаги и шариковую ручку.
– Мы собираем подписи под петицией за выход страны из НАТО. Вы подпишите, сеньор?
Карл смешался. Отказаться? Подписать? Наконец он взял ручку и неразборчиво нацарапал что-то среди множества других подписей. Привычка постоянно конспирироваться взяла вверх, хотя вряд ли кто-нибудь мог задумать сличать его подпись, выискивая ее среди других.
– Спасибо, сеньор. – Девушка хотела отойти, но Диц придержал ее за локоть.
– Кто это сейчас выступает? Вы знаете?
– Лидер «Фронта», Хосе Фернандес.
«Видимо, я не прав, – думал Карл по дороге в отель, – даже имея достаточный опыт, так бездарно и глупо промахнуться: ни разу не сходить на их митинги. Давно стоило заставить себя собраться, да все наваливались разные дела. Заботы. И проклятая лень! Как просто судить обо всем по донесениям других и собранным до тебя другими оперативниками материалам – меньше хлопот. Забываешь, что поневоле принимаешь ту точку зрения, которая тебе, как на блюдечке, подается в официальных сводках. Но за весь митинг я не услышал ни единого слова, вызывающего во мне резкий протест. Странно? Неужели я сам становлюсь если уж не „красным“, то хотя бы „розовым“?»
Диц улыбнулся в ответ на свои мысли и быстрее зашагал по улице…