Потом представил матери убитого стрелой коршуна и помятого, издохшего вскоре цыпленка. Нитку у него с ноги заранее отвязал.
На стоячую мишень он и стрел не тратил. Суслика запросто мог камнем убить. Настоящий воин должен владеть любым оружием. Надо – тарелкой зарежет.
В конце 1814 года стали возвращаться с царской службы казаки. Многие до самого Парижа дошли. Добра навезли видимо-невидимо. Это те, кто уцелели. А уцелел каждый второй.
«Да, заслужили наши казаки Богу, Государю и Всевеликому Войску Донскому», – говорили старики и надеялись на какие-то великие милости за непосильный воинский труд. Думали, что дадут отдохнуть хотя бы лет пять, на службу посылать не будут. Куда там! Кроме знамен и грамот, Войско Донское ничего не получило.
В 1816 году, весной, позже остальных, возвратился со службы отец. И вскоре поехали они с отцом встречать Платова на речку Кундрючью, в 60 верстах от Новочеркасска. Ждали приезда атамана несколько дней. Яков отца все это время про войну расспрашивал.
Потом проскакал мимо Платов под ружейную стрельбу и восторженные крики. Яков его из-за голов и порохового дыма так и не разглядел толком… Надо было возвращаться.
Отец привез с войны ружье и пистолеты. Когда собиралось застолье, на пари стрелял в туза и сажал пулю в пулю. Якова учил стрелять. Много пороха перевели…
В 1817 году есаул Бакланов получил назначение в полк Горбикова, в Бессарабию, и взял восьмилетнего сына с собой. В мае уехали. «Для дальнейшей науки грамоте» Якова поручили сотенному писарю, который занимался с ним год, затем – полковому, который угробил на малолетка еще один год. Итог был тот же.
Бессарабию все время терзала моровая язва. Полк Горбикова стерег границу, не пускал с той стороны никого на российскую территорию. Служба опасная, зараза невидима. Кто ее переносит? Может, те же птицы. А их как на границе задержишь? В таких случаях лучше не думать, а махнуть рукой – «Чему быть, того не миновать» – и жить одним днем…
Бакланов потом вспоминал, что мальчишкой «по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушал рассказы об отвагах предков наших по Азовскому и Черному морю, об Азовском сидении и о разных эпизодах, в последующие войны новыми поколениями оказанных, и под эту гармонию нередко засыпал сладким сном».