Ага, вот и дом номер семнадцать…
Я оглядела здание. Странное оно какое-то… Похоже, что здесь есть и офисы, и жилые квартиры – всё вперемешку! Да уж, «дикий капитализм» породил такую вот эклектику, когда в одной квартире живут «новые русские», в другой – одинокая старенькая бабушка со старой облезлой кошкой, а в третьей – вообще офис какого-нибудь турагентства. И всё это – на одной лестничной площадке…
Я вытащила мобильник и набрала подружку:
– Алло, девушка, я уже здесь!
– Где это «здесь»? – всполошилась она. – Уже в агентстве, да? Никуда без меня не ходи!
– Ну, я ещё не совсем в агентстве… Я пока что под стенами. Как мне попасть внутрь?
– Вот где стоишь, там и стой! – распорядилась Марина. – Сейчас выйду, заберу тебя…
И дала отбой. Ну, раз велено стоять – постою, не рассыплюсь… Уж поскучаю, куда ж деваться…
Но скучала я ровно две секунды, потому что на третьей из двери подъезда выпорхнула моя Марусечка и махнула мне:
– Заходи давай!
Сама она дальше крылечка идти не отважилась, потому что была одета в лёгкую прозрачную блузочку, а от ледяного ветра заледенел даже мой пуховик, хотя он совсем новый, достаточно тёплый и такой объёмный, что делает меня похожей на снежную бабу. Или, скорее, на гусеницу, потому что прострочен поперечными полосками.
Я нырнула вслед за Мариной в уютное тепло подъезда.
Подружка вела меня в свою комнату и объясняла на ходу:
– Сейчас оставишь пальто у меня, причешешься, и сразу пойдём к директору. Времени у нас – в обрез.
– Так я ведь и хотела прийти пораньше! – возмутилась я. – Сама же назначила мне это время, а теперь что, командный голос вырабатываешь?
– Ничего я не вырабатываю! Просто раньше двенадцати дня директор на работу не приходит, а к часу они втроём у него в кабинете закрываются, и тогда – всё…
– Кто такие «они»? – уточнила я, приглаживая перед зеркалом чёлочку.
– Потом всё узнаешь! Если тебя возьмут, конечно… Твоя задача сейчас – директору понравиться. Зовут его Георгий Никанорович, он у нас малость с прибабахом, но бывает, что вполне ничего…
– Как это «с прибабахом»?… – повернулась я к ней всем корпусом.
– Ну, как тебе сказать… Ему только тридцать два года, и он считает, что это непростительно мало. Боится, что его мальчишкой считать будут. Так он пыжится изо всех сил, ноздри раздувает, грудь колесом выпячивает, на сотрудников покрикивает – чтобы боялись, значит, и уважали. Ну, и ещё учит всех подряд уму-разуму, причём каждую минуту.