Будем жить здесь и сейчас.
[1] (англ.) Я (не) чужой?
Мисато сохраняла
истинно восточное выражение невозмутимости и спокойствия на лице
вплоть до того момента, как мы все сели в бронированный «Чайзер». А
вот потом её прорвало.
Я украдкой потирал
пальцы левой руки, на которых остались глубокие отметины от струн.
Сильнее положенного сдавил – хорошо ещё, что не до крови. В другой
руке я держал чёрную коробочку с орденом, который был мне намного
дороже, чем ооновские Стальные кресты. На губах блуждала лёгкая
улыбка – мне отчего-то было спокойно и хорошо…
Как только мы сели в
машину, Кацураги тут же грозно повернулась ко мне. В голове
невольно мелькнула картинка разворота многотонной башни главного
калибра дредноута. Нет, не из-за неуклюжести, а из-за
непередаваемой атмосферы угрозы.
Ох, что сейчас
будет…
- А теперь, лейтенант
Икари, - ледяным тоном произнесла майор. – Извольте объясниться,
что вы только что выкинули в конце встречи?!
- Песню спел, -
рассеяно ответил я.
- Ах, песню спели...
Нет, вы не просто песню спели, лейтенант! - вспылила Мисато. -
Своей выходкой вы нарушили весь регламент! Вы что, не понимаете,
что мы - это лицо НЕРВ? И вести себя нам нужно соответственно,
чтобы подчёркнуть наш статус и положение! А это... это...
Кацураги задохнулась от возмущения.
Я молчал.
- Ты чего молчишь? –
возмутилась майор. – Отвечай, живо!
- Ты ничего не
спрашивала, - равнодушно ответил я.
- Я смотрю, ты сейчас
до фига спокойный, - процедила Мисато. – Думаешь твоя выходка – это
нечто в порядке вещей?
Такой злой я её ещё не видел… Вот только мне сейчас было ни
капельки не страшно, но и не по фигу…
Мне сейчас всё было
страшно по фигу.
- Нет.
- И?
- Виноват,
исправлюсь.
- Думаешь, что сможешь
отделаться от меня этим казённым тоном и односложными ответами? –
резко произнесла Кацураги. – Очень зря.
Я молчал. Говорить
было по большому счёту не о чем – да, виноват, да, накосячил.
Причём конкретно. Если после такой выходки за меня не возьмётся наш
Второй отдел, то я буду очень удивлён…
- Продолжаешь играть в
молчанку? – уже слегка успокоилась Мисато, хотя всё ещё была явно
не в духе.