– Вообще-то, мне выходить, – проговорил он, но сообразив, что здесь не автобус, добавил, – из моря.
– Классно! – обрадовалась собеседница, – А то вода в рот лезет!
Они вышли на берег, и Саша пошёл к оставленным вещам. Юля – следом. Отсюда нетрудно догадаться, что заместо рыбьего хвоста у сей «русалки» имелись ноги, очень, кстати, ничего! Да и фигурка была ладная – стройная, но не скелет!
Молодые люди подошли к одежде кавалера. Свободных мест рядом не было, что не явилось преградой для незакомплексованной девицы. Вскоре она явилась со своей одеждой и обратилась к лежащему рядом с Сашей красавцу лет тридцати (и даже по аналогии с Гагариным «махнула рукой»):
– А ну, брысь отсюда!
Тот поспешно отодвинулся на максимально возможное расстояние. Саша тоже подвинулся, и в образовавшуюся брешь вклинилась Юля. Затем открыла рот и (как подумал Левенштейн) «понесла ахинею». Последнее словосочетание напомнило молодому человеку два его же афоризма. В первом героиня рассказывает о встрече с будущем мужем, спасшим ей жизнь: «Сперва понесла моя лошадь, а потом – я!» Во втором афоризме говорилось, что «Ахинея – это реакция наполеоновского маршала на пожар Москвы.» Мишель Ней (а вовсе не Михаил Кутузов!) был прозван Наполеоном «Мишель, князь московский»… Бессмысленная трепотня глупенькой «обаяшки» напомнила Саше рассказ уже упомянутого Шефнера «Фиалка Молчаливая». В нём говорится, что скромный и любящий тишину мужчина встречает немую девушку и сразу предлагает ей руку и сердце… Но после неожиданной встряски в самолёте, она вновь обретает дар речи. И все нерастраченные словесные запасы обрушивает на окружающих. Как Юля, которой наверняка не дают достаточно трепаться на работе!
Не переставая «щебетать», болтушка достала пелефон (израильский мобильник, не связанный с великим бразильским футболистом), потыкала кнопки и воскликнула:
– Уау! Опаздываю!
И она к удивлению обоих мужчин стала одеваться со скоростью новобранца после команды «Сорок пять секунд на подъём!». Попутно крикнула:
– Шурик, бумагу!
– Туалетную? – не понял Саша.
Юля состроила недовольную гримасу. Затем закончила приготовления к «эвакуации», подбежала к недавно согнанному со своего места парню, вырвала у него из рук газету «Маарив» и, вытащив из сумочки ручку, стала что-то писать. Написав, оторвала кусок газеты, вручила Саше, а остальную часть бросила порядком обалдевшему читателю. В заключении послала Левенштейну воздушный поцелуй и побежала так, что аж пятки сверкали (так как босоножки держала в руке).