«Положи дневник на стол! Ты болтаешь, а не слушаешь!» Понурившись, он сидел, смотря в окно. Исаев, немецкий, класс – всё теперь перестало интересовать его. Силы его души были так малы, а возбудимость так велика, что он всякую радость воспринимал как великую, а любую неприятность – как несчастье. На этих качелях его раскачивало. Он был наделён даром столкновения; он был неспособен пройти мимо стула, чтобы тот не свалился ему на ногу, и пробежать мимо гвоздя, не насадив себя на него. Иногда его бледное личико страдальчески искажалось: «За что?» Любой другой на его месте не стал бы буянить и шуметь на уроке, после того, как я велел слушать – но он, весёлый, как щеночек, не обратил внимания и влип. Его дневник заложником лежал на учительском столе.
Конец ознакомительного фрагмента.