Днём выступали в Белоглазово.
Вот, кажется, и всё Вам рассказали.
До свидания.
П. С. Шурик поехал Вас встречать в Тюкалинск (по телеграмме нашей). А мы ждём. Почему Вас так долго нет? Или Вы уже забыли про нас? В жизни всякое может случиться… А, может, «стоящие на Вашем пути трудности…»?»
Владимир Алексеевич дочитал письмо: странно, а где же телеграмма? Позвонил на почту. Ему сообщили текст и сказали, что скоро принесут. «Да… деревня – не город! Что письма, что телеграммы оттуда идут… Надо срочно ехать! Ольга сильно больна… Вот так за ними не следить! Глупые ещё девчонки… На мотоциклах катаются неизвестно с кем. А если бы разбились? А эти олухи-мужики, что за старших с ними, куда смотрят? Ещё и в больницу не везут! Ну, я приеду – устрою им разгон!»
Он пошёл к директору КПУ и доложил обстановку. Тот отправил Ларионова срочно в Тюкалинск:
– Владимир Алексеевич, срочно везите ребят в Омск! Прекращайте всякие гастроли! Что мы из них инвалидов будем делать из-за этих концертов? Холодно – ночуют на полу… Неужели нельзя кровати, да хоть раскладушки, осенью найти? Кругом одна халатность…»
На другой день вся «агитка» радостно встречала своего шефа – освободителя. Он дал приказ возвращаться в Омск. В автобусе сел рядом с Ольгой, обнял, положил её голову на свою грудь. Оля сидела и тихо плакала, намочив слезами его свитер: болела голова, зуб, горло…
– Потерпи, миленькая, скоро приедем, – говорил ей Владимир.
В октябре начались занятия. И Ларионов до поздней ночи пропадал в своём танцклассе. Радовался, когда Ольга приходила к нему на индивидуальный урок по композиции танца. Снова придирался к ней, к каждому сочинённому ею движению, заставлял без конца переделывать и исполнять придуманное. Порой опять доводил её до слёз.
– Ольга, ну что ты, в самом деле? Пора бы уже привыкнуть ко мне. Тяжело в учении – легко в бою. Работать легче будет. Не обижайся… Не надо много наворачивать: в простоте – красота.
И Владимир Алексеевич нежно, указательным пальцем, смахивал с её ресниц слезу. «Да люблю же я тебя, люблю! – кричал он мысленно. – Вот и придираюсь, как дурак. Но не хочу, чтобы ты это знала, не хочу тебя обременять чем-либо…»
И на уроке народного танца снова кричал на весь класс:
– Родионова! Ногу выше поднимать надо! Не лениться! И булочек поменьше есть, чтобы легче танцевать было!