Урбан - страница 4

Шрифт
Интервал


– Что?! – громко и не по-детски грубо буркнул я.

– Ты зачем глаза руками трешь? Плачешь?

Передо мной стоял высокий бесформенный мальчик, больше похожий на копченую сардельку, а рядом с ним по сценарию бледный щупленький задира с рыжими волосами и веснушками по всему мерзкому лицу. К слову сказать, я с другими детьми никогда не общался прежде, а уж тем более не сталкивался с хулиганами, поэтому противостоять им не умел и не представлял как.

– Нет, – удивленно крякнул я и надул щёки.

Но, мой ответ уже никого не интересовал. Парочка во все горло орала: «Смотрите! Этот новенький плакса! Мамка ушла и он плачет! Маменькин сынок!» И ещё много чего, что я решил не запоминать. Вы, наверное, сейчас надеетесь, что я встал, и хорошенько надрал задницы этим хулиганам? А в конце как Халк Хоган3 прыгнул с табуреточки сверху на толстяка и судья, досчитав до 3, ознаменовал мою победу под аплодисменты местной публики? Нет, к счастью вы ошибаетесь. Я сделал нечто большее. Гораздо большее. То, что даже сейчас не в состоянии сделать большинство взрослых. Я просто пропустил все эти оскорбления мимо себя и не стал тратить время на попытку отодрать от себя ошибочно приклеенный ярлык, в надежде кому-то что-то доказать. Вы же знаете, всем было бы плевать, а это ещё один лишний повод поржать над человеком, который силится оправдать себя. Поэтому я просто дальше закрыл глаза и продолжил своё путешествие в глубины мироздания. Да, меня ещё пару раз ткнули с криками: «Эй, плакса!» Но, я не реагировал, и через пару минут хулиганы отстали от меня, потеряв интерес, и ушли доставать другого карапуза, который на их радость действовал гораздо активнее.

Так шли дни. Кроме космических полётов я придумывал себе всевозможные одиночные игры. Во время прогулок я прятал клад, который состоял из красивых стекляшек или фантиков, а на следующий день находил его. Бывало, что другие малыши подглядывали за мной, и как только я уходил от сундука сокровищ, на него нападали пираты и тотчас расхищали мой детский Эльдорадо4. Я радовался такому развитию событий, ведь с появлением других участников игры в ней возникала новая порция увлекательности. Мой интерес отныне проявлялся не только, чтобы придумать потайное место, а вдобавок и в том, чтобы не допустить роковых оплошностей. Я настолько проникся серьёзностью игры, что у других детей не оставалось даже микроскопических шансов, и со временем игра теряла для них всякий интерес, а поддаваться я не хотел. Ведь в играх с отцом он никогда мне не поддавался. Как он сам говорил, по крайней мере. Чтобы я становился умнее и учился на своих ошибках, чего и я желал для других детей. Ещё я занимался тем, что прогуливался исключительно по тенистой стороне, и ни в коем случае старался не попадать на солнце, ведь под лучами я умирал. Или кем-то становился. Или не становился. В общем, солнце грозило чем-то чрезвычайно ужасным. Я искренне переживал за маленьких собратьев, которые гуляют под солнечными лучами, и ждал, что вот-вот что-то произойдет, и я окажусь прав. Мой детский мозг генерировал игру за игрой, я мог в мгновение на совершенно пустом месте придумать увлекательнейшее приключение, от которого захватывало дух и меня занимало целиком и полностью. Если бы кто-то проводил конкурс фантазеров среди детей младшего дошкольного возраста, то я стал бы в этой дисциплине чемпионом мира. Чемпионом воображаемого мира. В помещении же детского сада я занимался тем, что тихо сидел в своём полюбившемся дальнем углу. Там я, молча и никого не тревожа, рассматривал окружающий меня мир, который в основном состоял из толпы детей, носившихся вокруг меня. Девочки и мальчики, хулиганы и тихони, красивые и не очень, светлые и темные, за некоторыми приходит мама, а за некоторыми папа. Критериев, по которым я разделял детей, получилось неизмеримое множество. Так продолжалось до того момента, пока я не понял, что они в моем сознании существуют как единая группа. Я уже не видел различия между детьми, которые к тому времени трансформировались в неконтролируемый, шумный и громящий всё на своем пути поток. Единственный, кто оставался в стороне от происходящего, был я.