Может, всё это продолжение какого-то непонятного кошмарного сна? С чего же всё началось?
…Таня Коренева, как обычно, после занятий в школе спешила домой, напевая весёлую детскую песенку. Толкнула дверь, но та почему-то, как обычно услужливо, не поддалась. Девочка нетерпеливо постучала. В ответ – тишина. Тогда она забарабанила ножкой. Из-за двери раздался незнакомый грубый голос:
– Кого ещё там несёт?
Таня неуверенно пропищала:
– Это я – Таня.
За дверью послышалось:
– Там, кажется, дочка хозяев пришла.
Защёлкал ключ в замке, и за отворившейся дверью возник огромный человек в серой шинели с винтовкой в руке. От него исходил неприятный чужой запах не то хрена, не то редьки, как от уличного дворника дяди Прокопия – вечно взлохмаченного и неуверенно пошатывающегося при ходьбе. В сердце маленькой девочки вкралось незнакомое чувство большой тревоги, она испуганно вбежала в залу и опешила: её папа понуро сидел за столом, обхватив голову руками, а мама, скорбно поджав губы и опустив потухший взор, стояла у окна – чужая и незнакомая. Домработница Ефима Васильевна сухими старушечьими пальцами нервно теребила бахрому наброшенной на плечи шали.
В комнате на полу в непривычном беспорядке валялись разбросанные рукописные и печатные листы, книги, вещи. Какие-то незнакомые люди в военной форме и гражданские бесцеремонно рылись в мебели, безжалостно вспарывали её обивку и матрацы.
Таня бросилась к маме и ткнулась лицом в материнскую грудь. Но тут же грубые чужие пальцы крепко схватили девочку и потянули от матери. Её усадили отдельно на стул в другой стороне комнаты. Она не плакала – она запоминала…
Обыск продолжался всю ночь. Комнаты опечатывались. Когда, наконец, остались столовая, мамина спальня и комнатушка Ефимы Васильевны, человек, распоряжавшийся всей процедурой, скомандовал:
– Всё! Гражданин Коренев, вы поедете с нами.
Отец девочки спросил:
– Вы мне разрешите проститься с семьёй?
Начальник нетерпеливо ответил:
– Прощайтесь, только скорее.
Таня на всю жизнь запомнила непривычно грустные глаза отца, его тихий голос: «Помни, дочь, твой отец ни в чём не виноват». Это были его последние слова, которые слышала Таня.
Через полторы недели забрали маму – она пришла домой с покупками, а домработница передала ей засаленный клочок газетной бумаги, на котором было неровно написано: «Срочно явись в управление НКВД, каб. №…» На следующий день Ефима Васильевна сказала: