Александр Григорьевич Кридин подъехал на своем новом автомобиле к высотному мраморному зданию научно – исследовательского института ровно за пять минут до начала рабочего дня. Он проделывал это каждый день (не считая отпуска) со свойственным ему шиком – въезжал на автостоянку перед главной проходной института на большой скорости, так чтобы при повороте с автомагистрали слышался свист резины, от которого в испуге разбегались многочисленные сотрудники, спешащие к положенному часу на службу. Женщины с визгом и наигранным возмущением грозили Кридину кулаками, но при этом не забывали приветливо улыбаться лихачеству преуспевающего, еще довольно молодого человека. Александр Григорьевич, небрежно хлопнув дверью, закрывал автомобиль, в ответ так же улыбался, мило раскланивался в приветствии и вливался в общий многочисленный поток лиц, голосов и характеров.
Вообще-то Александр Григорьевич жил неподалеку, и на его месте любой здравый человек, несомненно, ходил бы на работу пешком, но не каждый же мог так лихо подъехать на новой бежевой шестерке, демонстрируя свою уверенность. Однажды завистливые сотрудники вылили на его машину вишневый компот, заметно подпортив автомобильную краску, но даже это не остановило Кридина в желании демонстрировать свое превосходство. И он принципиально подъезжал к институту на автомобиле.
Его светло – серый костюм австрийского производства придавал фигуре элегантность и изысканность. Красивое лицо, уверенная походка выдавали баловня судьбы. Александр Григорьевич и не старался кого-то в этом разуверить. Потому как и сам в душе считал себя полноправным хозяином жизни.
На улице, играя бликами витражей, светило нежное майское солнце, легкий, веселый ветерок, свежая листва молодых тополей, вселяли в сознание радость нового светлого дня и приближения долгожданного лета. Переступая порог института, подчиняясь суете и движению людей, привычным световым вспышкам и громким хлопкам электронной проходной, Кридин почувствовал рабочий ритм понедельника. И хотя был человеком передовых взглядов и несгибаемым атеистом, понедельники не любил. В сознании прочно устоялось: понедельник день тяжелый.
Что за чушь? Говорил он сам себе. И все же предпочитал по понедельникам брать отгулы, работать до обеда или отсиживаться на совещаниях, которых всегда было предостаточно.