Завтракал он возле окошка, в некотором роде, как мы с вами теперь в нашем времени перед телевизором. Для него утренняя программа практически ничем не отличается от предыдущей. Но в этот раз он не смотрел за окно, его взор остановился на подоконнике, где была кружка с карандашами. Взял из карандашей самый заточенный и острым грифелем как игла, по пустой пачке сигарет, начал писать план дня. Хотя его одолевало желание пойти на то место, где ударила молния, он все же, одной рукой приподнимая чашку с чаем, вопреки самому себе, писал по пунктам. Допив чай, увидел то, что Симон не тронул свою еду, подумал: «Не заболел ли…»
– Симон, наверно ты не любишь завтракать, как мой дедушка Эндрю?
Оторвав клочок бумаги с планом, Марк положил его к себе в карман, и после, когда ставил карандаш на место, увидел местных ребятишек, распахнул окно и свистнул им. Двое обернулись, и ещё один подбежал из-за угла на его голос. Так как воскресный базар шумел вовсю, ребята и во второй раз не услышали просьбу Марка. Тогда он, махнув рукой, позвал их к себе в дом. Мальчишки сразу подхватились, толкая друг друга, придерживая кепки одной рукой, чтобы их не снесло от скорости. Марк встретил их с мешком не стиранных вещей и деньгами, и первые два пункта плана тут же разрешились. Те ушли, а Марк заглянул в шкаф в поиске чистого костюма. Нашёлся второй единственный, который выглядел год назад хуже первого, но сейчас ровно наоборот! Ни пятнышка! Надел, и тут же нашёл деньги в кармане и платок, который требовал стирки. Он недолго поразмышлял откуда найденные деньги, потом, не вспомнив, бросил эти попытки, вернулся к открытому окну и закурил сигарету. Ворон подлетел и сел рядом на подоконник. – Симон, ты хоть и мой друг, но не забудь, что я привык жить один. Такими внезапными полетами по дому не пугай меня! Тот, будто обидевшись, хотел уж было слететь, как Марк остановил его.
– Ты что и вправду обиделся?
Симон опустил голову.
– Похоже ты все понимаешь. Может ты уже жил с людьми? В любом случае, дружище, – сказал Марк, – хотя ты здесь всего сутки, я успел тебя полюбить как друга и твои черные перья украшают моё одиночество всеми цветами радуги. Симон оживился, гордо вытянул шею и сделал два шага вбок, в сторону Марка, не отрывая взгляд от вида за окном, а Марк довольно ухмыльнулся, что смог придумать такие красивые слова.