- Ваш выход, - остановился Андропов. – А мы с Борей тут пока, в
запасных…
Кирш кивнул, и храбро зашагал вдоль огородиков. В одном из
«дачников» он с удивлением признал генерального секретаря ЦК КПСС.
Товарищ Леонид Ильич Брежнев лично подкапывал созревшую морковь.
Опершись на лопату, генсек сощурился и щедро улыбнулся.
- А-а! Иван Павлович! Я угадал?
- Он самый, - развел руками полковник, чувствуя себя
стесненно.
- Ну, пойдемте, пойдемте… - Брежнев воткнул ширкнувший заступ в
землю, и поманил Кирша за собой. – Погутарим! Смотрю, Юра-то
сбледнул… Хе-хе… Я ему потом спасибо скажу! Завез сюда, заточил…
Переживает, небось?
- Переживает, - подтвердил Иван Павлович.
- Ну, и зря! За столько лет я впервые в отпуске! Вторую неделю
уже. Да где там… Третью! Первые дни, конечно, хреново было, а
сейчас… Сам засыпаю! И сны вижу! А то наглотаешься этих барабо…
бараби… Тьфу! Короче, пилюлек – и как в черную яму… И ни спокойной
ночи, ни доброго утра… Ох, лучше не вспоминать! А сюда приехал –
меня сразу травами всякими. Вставало, как у молодого! Да-а! Ишь,
краля…
Навстречу поспешала хорошенькая, но очень серьезная медсестра,
ладно обтянутая белым халатиком.
- Леонид Ильич, примите, - велела она, протягивая генеральному
две таблетки на ладони и стакан воды. – Нитрозепам. И фенибут.
- Из ваших ручек… - заворковал Брежнев, покорно заглатывая
снадобья. Запил, и с поклоном вернул стакан.
Девушка целеустремленно зашагала дальше, вертя юркой попой.
- М-да… - оглянувшись, генеральный спросил вполголоса: - Про
медиума – это правда всё? Нет, я знаю, что на вас даже присоски
«детектора лжи» лепили, изверги! Просто, по-человечьи
интересуюсь…
- Правда, Леонид Ильич, - твердо сказал отставник. – Понимаю
всё, самому не верится… - помолчав, он нерешительно задал главный
вопрос: - И… как теперь с войной?
- Какой войной? – удивился Брежнев, и сморщил лицо. – А, вы про
этот… про Афган? Забудьте! Да если бы я только знал, что она мне
всю Олимпиаду испортит... я бы лично всем нашим «ястребам» перья
повыщипывал! Вы мне лучше… - он замедлил шаг. - К-хм! Скажите
честно: на той кассете, что мне Юра крутил, всё, до последнего
слова? Или медиум еще что-то говорил?
- Говорил, - вытолкнул Кирш.
Леонид Ильич повернулся к нему, и взялся за пуговицу.
- Когда я умру? «В восьмидесятых» - это как-то… Расплывчато. А
точнее? Только честно и прямо, без сюсюканья!