В просторном кабинете, напоминающем запасник процветающего провинциального музея, кроме хозяина обнаружился еще один, доселе незнакомый Инне человек. Впрочем, она не сразу разглядела его между полутораметровым макетом морского спасателя «Павлик Морозов» и невообразимо ярким африканским тамтамом, сантиметрах в двадцати ниже копии картины Тернера «Пожар парламента». Сначала просто догадалась о его присутствии, поскольку улыбка привставшего со своего кресла шефа была непомерно велика для нее одной. Подозревать старейшего телезнатока в том, что этимологию слова «радушие» он ведет от «рад до ушей», было бы крайне опрометчиво, но захлебывающаяся интонация фразы «А вот это и есть наша Инна Иволгина!» явно была заимствована из очередной киноэпопеи Светланы Дружининой.
Молодой человек в четко разлинованном, как судьба, костюме, энергично встал и, в свою очередь, улыбнулся вошедшей, с демократичной игривостью чуть склонив при этом голову к плечу. Инне бросилась в глаза аккуратная, будто мушка светской красавицы, родинка на правой щеке. На правой? Кажется, на куртуазном языке восемнадцатого века это было знаком девы. Ну как тут не улыбнуться в ответ?
Шеф мог бы уже и не представлять гостя. Инне давно казалось, что, экономя бесценное время юных вершителей судеб и заботясь об их круглосуточном международном имидже, в период ежегодной диспансеризации в ЦКБ их просто подвергают эпиляции, избавляя от необходимости ежедневного бритья. Может быть, эту процедуру придумали и сами изнывающие от скуки врачи. Вместе с давно привычным контингентом, ощущавшим холод Мавзолея не только в государственные праздники, сановные эскулапы, что ни говори, утратили и заметную часть своей исторической значимости для судеб планеты. В прежние времена попадание к ним одного из членов политбюро или союзного министра сразу означало возможность нового кремлевского пасьянса. Поколение юных управленцев было патологически здорово и оттого достаточно снисходительно, если не пренебрежительно по отношению к предписаниям медиков. Энергичные, бликующе лоснящиеся, тонким благом ухающие и в то же время эдакие диатезно беззащитные…
– Норкин Александр Маратович. Давно хотел с вами, Инна Андреевна, познакомиться лично, так сказать, как давний почитатель. Ваши острота, энергия, я бы даже сказал, запал на справедливость… В общем… запал… – легким смехом в тональности айфона он предложил оценить свой каламбур.