– Простите, только пущай, коли замест мужа стал да от дому уволок, проведет в обрат – наш он, постоялец…
– Его воля – пущай!
По двору бабу провожает много солдат, зубоскалят:
– Мерой-то сошлись?
– У, беси, вам кое дело? – смело огрызается баба.
Солдат уводит ее за ворота, остальные, придя к огню, где играют в карты, говорят:
– Нешто отбить у его бабу? Сабли нет, един лишь пистоль…
– Со своим бой маёр строго судит!
– Жаль… баба-т ядреная!
Меж тем на Съезжую волокут попа.
– Поди, батько, поди, ругу платят…
– Наг, яко Адам в раю… глаголал, не имут веры – тянут…
Поп в черной однорядке, видимо, чужой.
Солдат, который приволок попа на Съезжую, смущенно говорил:
– На улице тма! Волок – чаял, с молебна поспешает.
– Сними с него скуфью! – говорит рейтар, отодвигая пистолет. – Попа бесчестить добро, да камилавку не топтать ногами… на то есть «Уложение государево».
С волос попа, спутанных и грязных, солдат снимает скуфью, кладет на стол.
– И скуфья драна! – говорит он.
– Пущай у креста клятьбу даст, что дать может, – говорит рейтар.
Попа подвели к налою:
– Клянись, што имешь!
Поп, поклонясь кресту, помотал рукой:
– Клянусь честным крестом, что наг, яко Адам, и гол, как Ной пред сынами своими!..
– Шмудилов, чти отпуст.
Солдат начинает тараторить с тетради. Поп звучно высморкался в кулак, очистив нос, сказал:
– Так это же наше московско, со Спасского крестца! – Громче и грамотнее солдата на память начал басить церковно: – «Что ти принесем, веселая корчмо? Каждый человек различны дары тебе приносит со усердием сердца своего: поп и дьякон – скуфьи и шапки, однорядки и служебники… чернцы – манатьи, рясы, клобуки и свитки и вся вещи келейные… Служилые люди хребтом своим на печи служат, князе и бояре и воеводы за меду место величаются… Пушкари и солдаты тоску на себя купили – пухнут, на печи лежа, сабельники саблю себе на шею готовят… тати и разбойницы…»
Солдат Шмудилов прекратил славословие кабаку, извернувшись, закинул подол однорядки попу на голову. Под рубищем обнажилось грязное тело, зад, замаранный навозом и сажей. Рейтар ударил дулом пистолета по столу:
– Пошто горян волочите?! Вон попа!
Попа быстро вытолкали из Съезжей, так же быстро кто-то сунул ему на голову скуфью. Черный немчин за столом встал, поднял со скамьи шубу, накинул на плечи, сказал рейтару: